Временное правительство

   Я уже упомянул о том, какой неожиданностью для меня было появление на посту министра финансов М. И. Терещенко. Сперва я даже не хотел верить, что дело идет о том самом блестящем молодом человеке, который несколько лет до того появился на петербургском горизонте, проник в театральные сферы, стал известен как страстный меломан и покровитель искусства, а с начала войны, благодаря своему колоссальному богатству и связям, сделался видным деятелем в Красном Кресте. Позднее, я знал, он стал во главе киевского военно-промышленного комитета и на каком-то съезде, бывшем в Петербурге, произнес речь, которую можно характеризовать как речь "кающегося капиталиста". Это было единственным его общественным выступлением, о котором я знал. Я не знал, что он был в довольно, по-видимому, тесных отношениях с Гучковым и с Некрасовым и пользовался расположением Родзянко. До сих пор я точно не знаю, кто выставил его кандидатуру. Я слышал, что он от нее упорно отказывался. В настоящее время о нем сохранилось воспоминание, главным образом, как о министре иностранных дел, пробывшем на этом посту в течение шести месяцев, с начала мая по конец октября, когда свергнуто было Временное правительство. Как министр финансов, он -- за два месяца пребывания в этой должности, -- кажется, не оставил сколько-нибудь заметного следа. Занят он был главным образом выпуском знаменитого займа свободы. Я помню, что, когда ему приходилось докладывать Временному правительству, его доклады всегда были очень ясными, не растянутыми, а, напротив, сжатыми и прекрасно изложенными. По существу, я не берусь судить о его качествах как министра финансов. Он отлично схватывал внешнюю сторону вещей, умел ориентироваться, умел говорить с людьми -- и говорить именно то, что должно было быть приятно его собеседнику и соответствовать взглядам последнего. В своей деятельности, как министр иностранных дел, он задался целью следовать политике Милюкова, но так, чтобы Совет рабочих депутатов ему не мешал. Он хотел всех надуть -- и одно время это ему удавалось... В сентябре 1917 г. социалисты в нем разочаровались и ничего больше от него не ждали, а Суханов-Гиммер на страницах "Новой жизни" уже значительно раньше начал против него кампанию. В июле и августе он вместе с Некрасовым и Керенским составлял триумвират, направлявший всю политику Временного правительства, -- и в этом качестве он несет ответственность за слабость, двуличность, беспринципность и бесплодность этой политики, вечно лавировавшей, вечно искавшей компромисса тогда, когда выход из положения мог заключаться только в отказе от компромисса, в решительности и определенности. В октябре -- главным образом, со времени образования "Совета Российской республики"²² -- Терещенко демонстративно порвал с социалистами. Я был нечаянным свидетелем его бурного объяснения с Керенским и его настояний, чтобы Временное правительство освободило его от портфеля министра иностранных дел, причем он указывал на меня как на своего преемника. Но все это было слишком поздно. М. И. Терещенко постигла печальная судьба. Он хотел завоевать общие симпатии, общее расположение. Между тем он нигде, решительно ни в каком общественном круге, ни в какой политической группе не пустил прочных корней, никто им не дорожил, никто не ставил его высоко. Се n'etaii pas un caractere {Это не была личность (фр.).}. Замечательно при этом, что дипломатические представители союзников относились к Терещенко с гораздо большими симпатиями, чем к Милюкову. Его souplesse {Сговорчивость, уступчивость (фр.).}, самая его светскость, отсутствие у него твердых убеждений, продуманного плана, полный его дилетантизм в вопросах внешней политики -- все это делало из него, при данных обстоятельствах, человека, чрезвычайно удобного для разговоров, А за все время существования Временного правительства вся наша международная политика ограничивалась разговорами.