Ружин пристально огляделся и прислушался, следуя указкам своего товарища. Кругом стеной возвышались деревья, принадлежавшие только климатическому поясу приамурской тайги, а никак не средней полосе крепостной России, и тем более не Апеннинскому полуострову, где остались среди оливковых деревьев их коллеги по команде. Воздух был другой. Свежий, с запахом тайги, солёный, близкий воздух Охотского моря. Мало того, даже звуки леса отличались. Вместо гробовой тишины под стенами Колизея вечного Рима и петухов с собаками ближнего русского селения, теперь всё было насыщено щебетом птиц, писками мелких грызунов под ногами и далёким рокотом бурной реки. Даже температура отличалась.
Он задрал голову и посмотрел в облака, окружающие красное, заходящее солнце над верхушками сосен.
- Так мы что, снова
- Выходит, что так. Где-то тут поблизости наш оставленный лагерь. Лёшка мечется среди кустов и кедровых деревьев, вынюхивая наши прежние следы пребывания, заметил? Так что, предлагаю следовать за ним, а там и поймём, что нам делать дальше.
Николай протянул руку.
- Мир? Прости ещё раз за рюкзак. Более спрашивать ничего не буду, когда и с кем ты успел намыть столько золота. Он твой, и ты его полноправный хозяин.
Тимофей пожал руку.
- Один вопрос только, - напоследок спросил калмык. – Остальные знают о нём? Даша, Антон, Дмитрий Семёнович?
- Нет, - коротко ответил Ружин. – И буду тебе признателен, если и впредь не узнают. Я специально упросил профессора включить меня в вашу экспедицию, чтобы вернуться в эти места и забрать то, что я намывал почти два года. Напарник мой погиб от лап медведя, а я чудом уцелел, закопал самородки у берега реки, и когда вы все отправились к подземелью, вернулся за ними, нагрузил рюкзак, пришёл в лагерь, но кроме Даши никого не обнаружил. Оставил рюкзак под мешком, отправился с ней на ваши розыски и планировал вернуться, чтобы уже с рюкзаком покинуть вас навсегда. Потом нас раскидало какой-то непонятной силой по различным пространствам, а рюкзак так и остался лежать в палатке. Теперь ты знаешь всё.
Он надолго замолк. Николаю ничего не оставалось, как последовать за Лёшкой, обдумывая в голове только что услышанное от Ружина. Верный пёс оглашал радостным лаем вековую могучую тайгу и рвался вперёд через кустарники навстречу далёкому рокоту бурлящей реки. Там где-то их лагерь, и он уже учуял знакомые, только одному ему известные запахи, присущие их пребыванию тут, с той лишь разницей, что никто из троих не имел понятия, когда именно это было. Оставалось только выяснить день и год, в какой промежуток времени их занесло в этот раз.
Несколько минут спустя они уже выходили к знакомой местности, увидев ещё издалека свои палатки, стол под навесом, разбросанный ветром давно потухший костёр и натянутую над ним леску, на которой сморщенными стручками висели засохшие кусочки некогда копчёного хариуса.
Они прибыли.
Однако…
№ 27.
Тут что-то было не так.
Первым это почувствовал Лёшка, внезапно остановившись после прыткой рыси и присев на задние лапы, ещё не приблизившись к штаб-палатке. Вытянув морду и внюхиваясь в непонятный для него воздух, он как-то неуверенно гавкнул и посмотрел удивлённым взглядом назад на своих хозяев.
Прежде всего, в глаза бросалось, что на поляне в их отсутствие кто-то побывал. И отнюдь не зверь. Не хищник, не горностай с куницей, не олень и даже не медведь. Всё вроде бы находилось на месте, разрушений никаких не было, на столе оставалась посуда, вход в штаб-палатку был приоткрыт пологом, ни сломанных веток, ни перевёрнутой утвари, ничего такого, что могло бы навести на мысль о непрошеных гостях.
И всё же…
Лёшка недаром припал брюхом к земле и прополз несколько метров, прежде чем вторично присесть на лапы и замереть на месте. Николай сразу почувствовал присутствие постороннего. Обернувшись к Тимофею, он прислонил палец к губам и глазами показал на потухший костёр. Бывший старатель тихо приблизился, вытянул из-за пояса армейский нож и вопросительно посмотрел на своего коллегу. Калмык, казалось, к чему-то прислушивался, устремив цепкий взгляд в гущу вековых кедров и сосен. Что-то неясное витало в воздухе. Что-то непонятное и неведомое, отчего у обоих путешественников стало неуютно на душе. В их лагере кто-то побывал и, возможно, до сих пор находится где-то поблизости, а они, совершенно сбитые с толку, никак не могут определить, кто именно посетил их уголок, оставленный ими впопыхах.
А прислушаться было к чему.