Временной тоннель Эйнштейна – Розена

Со стороны кустарника и сплошной стены деревьев, где-то там, где прежде располагался провал подземелья, слышался гул каких-то работающих механизмов. То, что это были не лесные звуки, присущие тайге и сотворённые матушкой-природой, говорило хотя бы то, что механические звуки походили на рокот работающих агрегатов, вот только каких? И откуда они могли здесь появиться, если на изрядном расстоянии в несколько сотен километров, вокруг не должно было быть ни души, не считая их самих? Следовательно, и в лагере и у подземелья сейчас должны были присутствовать… кто?

Люди?

Но… каким образом?

Тимофей всё ещё смотрел на разбросанные угли, и только тут заметил, на что ему взглядом показывал его напарник.

Рядом с развороченным пеплом и остатками сгоревших давно веток, в двух шагах от выложенных полукругом камней валялась… грубо обтёсанная дубина из толстенного сука, похожая на добротную палицу какого-нибудь былинного богатыря из русских сказок о Соловье-Разбойнике.

Оба путешественника обменялись взглядами и поняли друг друга без слов.

Этот предмет, оказавшийся здесь каким-то необъяснимым образом, был не из этого мира. Не из этого времени. Не из арсенала их геологического оборудования.

Он был чужой.

Дубина с первого взгляда казалась мощной, сучковатой, расширяющейся кверху и заканчивающаяся тремя острыми древесными шипами, будто специально оставленными для нанесения смертельных увечий при ударе со всего размаху. Обработка, очевидно, применялась настолько примитивная, что сразу навевала мысли о каменных топорах или кремниевых наконечниках копий.

Это была обработка каменного века.

- Ты что-нибудь понимаешь? – тихо спросил Николай, в то время как Ружин присел и более внимательно осмотрел пещерное орудие охоты, не слишком испытывая желания брать его в руки.

- Вижу только, что это не Антон сделал, - в тон ему тихо ответил напарник. – Да и зачем? Для охоты? Так у нас другого оружия хватает.

- Я не о том. Это понятно. Ты заметил, каким примитивным способом эта дубина обработана? Будто камнями отёсывалась.

Лёшка, прислушиваясь к непонятному гулу, начал проявлять нетерпение. Псу вроде бы хотелось узнать, в чём дело и откуда идёт этот непонятный шум, но, в то же время, он не решался в одиночку отправиться к провалу, и поэтому в ожидании поглядывал на хозяев, которые отчего-то склонились над непонятным ему предметом. И запах от этого предмета исходил какой-то непривычный, доселе ему неведомый. Шерсть на загривке поднялась дыбом, он глухо зарычал и принюхался, вплотную, но осторожно подойдя ближе.

Это был чужой запах.

Не человеческий.

Так не пахнут окружающие его люди. Никогда не пахли. Тут был собран непонятный букет непривычной ему консистенции сразу нескольких растений, какой-то плоти, каких-то неизвестных ему испарений.

Лёшка удручающе попятился и уставился на предмет, совершенно не понимая его происхождения. Даже его хозяева не смогли определить, из каких дебрей исторических эпох «вынырнул» этот деревянный рукотворный сук, так что уж говорить о нём самом?

Было ещё кое-что, сбивавшее с толку.

Следы.

Едва заметные в лишайнике, но издающие тот же запах что и самодельная палица, они вели в гущу деревьев и терялись среди кустарника в том направлении, где должен был находиться провал подземелья, куда они уже однажды спускались. Но самое интересное, что заставляло собаку топтаться на месте и не бросаться вперёд, это то, что следы эти принадлежали какой-то неизвестной обуви, не встречающейся ему никогда прежде. Это даже была не обувь, странная и непонятная, а нечто похожее на какую-то обмотку из шкуры давно убитого зверя. Но и запах зверя Лёшка не мог определить, поскольку никогда такого запаха не встречал и не чувствовал. В этой тайге такие звери не водятся.

Этот запах был не отсюда.

Оба напарника тем временем, осмотрев поляну, осторожно направились к кустам, поманив собаку за собой. Рюкзак Тимофей скинул с плеч и прислонил его внутри штаб-палатки к стойке растяжки, мысленно наказав себе тут же за ним вернуться, если случиться что-то из ряда вон выходящее. Он бы не расстался со своей ношей ни за что на свете, но повинуясь какому-то неясному чувству тревоги, а то и зыбкому голосу разума, решил оставить его на время, освободив тем самым себе руки и плечи. Кто знает, что может произойти в мгновение ока, если рядом и напарник и собака напряжены до предела.

Уже через несколько минут они выходили к поляне, где прежде должен был находиться провал: Николай-калмык впереди, за ним Тимофей, придерживая Лёшку на всякий случай за поводок. Гул работающих механизмов забивал теперь все уши и растекался по тайге всё сильнее, чем ближе они подходили.