Время ангелов

Юджин Пешков проснулся с сознанием, что произошло нечто странное, волнующее и удивительное. Он лежал в полудреме, приоткрыв глаза, в пещере своей нижней койки и размышлял, что бы это могло быть. Повернувшись и приподнявшись на локте, он протер глаза и тогда понял, что в помещение проник солнечный свет. Он как будто выбелил комнату, она стала светлее и даже казалась больше, словно поднялась и раскрылась навстречу атмосфере. Небо, видневшееся через высокое окно, было ясным и таким трепетно-сияющим, что казалось не голубым, а лазурным и сверкающим, как алмаз. Свет был таким знакомым, его звенящая бледность заставила затрепетать все тело Юджина от пронзительного физического ощущения, которое едва ли можно было назвать памятью. Он соскочил с постели и надел халат. Затем, придвинув стул к стене, взобрался на него и выглянул в окно.

Туман рассеялся, и с голубых обжигающих холодом небес солнце лило свой свет на обширную поверхность неисхоженного снега. Строительная площадка превратилась в огромное снежное поле, за которым открывался вид на покрытые снегом купола и шпили, сверкающие при ярком прозрачном свете.

Душевное волнение, приведшее в трепет тело Юджина, стремительно переместилось в желудок, и он поспешно соскочил со стула. Первое, на что упал его взгляд, была расписная русская шкатулка. Он все еще не мог вспомнить, с чем ассоциировалась эта вещь, причинившая ему такую боль. Должно быть, подобная шкатулка сыграла определенную роль в его детстве. Наверное, она имела какое-то отношение к его матери или сестре. Он положил руку на шкатулку, надеясь, что прикосновение сможет что-то подсказать, но ничего не произошло, только невыразимой боли добавилось к волнению, вызванному солнечным светом. Юджин быстро оделся. Он встал поздно и слышал, как Пэтти уже что-то делает на кухне, тихонько напевая. Даже в доме звуки сегодня раздавались по-другому, будто они парили высот в воздухе, — тоньше, чище, как хрустальные отголоски снега. И это тоже он чувствовал всеми своими мускулами.

Накануне Юджин лег в постель в полном отчаянии. Потеря иконы была для него просто болью, ударом, а известие, что это зло причинил его сын, стало потрясением другого рода. Оно заставило его стать не только жертвой, но и участником, глупым и нелепым. Теперь он понял, насколько его благополучие зависело от покоя, порядка и внутренней инертности, ему было необходимо притупить сознание жестокости в отношении человека к человеку. Не был ли его стоицизм, в конце концов всего лишь покорной забывчивостью? Он мог примириться с чем-то простым, что можно было переносить пассивно, так же, как пассивно он воспринимал произошедшую в прошлом катастрофу всей своей жизни. Но поступок Лео был личным выпадом, который пронзил его и принес с собой ужасные воспоминания прошлого. Те события в свое время тоже причинили ему боль и унизили его. А затем это отвратительное вторжение мисс Мюриель, сцена, свидетельницей которой она стала, и ее слова. Чувство защищенности у Юджина было поколеблено так же, как и столь необходимое ему чувство собственного достоинства, декорум, который защищал его от обезьяньей расы англичан и делал его выше них. Теперь он ощущал себя униженным.

Как бы то ни было, это произошло вчера, до великого явления солнца и снега. Теперь Юджин чувствовал себя обеспокоенным, взволнованным, но намного лучше, чем вчера. Он рассматривал себя в зеркальце для бритья, С тех пор как приехала Пэтти, он брился каждый день. Юджин пригладил круто изгибавшиеся усы, густые над губой и суживающиеся, как проволочка, на концах. Они были рыжевато-коричневыми, такими же были когда-то волосы. Теперь, присыпанные сединой, они все еще лежали волной вокруг небольшой лысины, достаточно густые, чтобы скрыть ее, если только ветер не дул в определенном направлении. Он рассматривал волосы спереди. Кажется, они становятся немного реже. Он с сожалением кашлянул, глядя на свое отражение в зеркале, и поспешил из своей комнаты в кухню.

— Пэтти, посмотрите. Не правда ли, замечательно?

— Замечательно! Все так изменилось.

— Давайте поскорей выйдем. Вы уже отнесли наверх его завтрак, не так ли?

По какой-то причине Юджин не мог произнести имени священника.

— Да. Не хотите ли яйцо?

— Нет, нет, не сейчас. Давайте выйдем. Возьмите пальто.

— Не знаю, следует ли мне…

— Пойдемте. Я покажу вам реку, покажу вам снег. Через несколько минут они уже шли по снегу, и длинные тени протянулись за ними. Снег на строительной площадке был неутоптанным, подмороженным и ломким, так что их ботинки с хрустом разбивали корку. Низкое яркое солнце скользило наискось по снегу, отбрасывая небольшие голубые волнообразные тени и заставляя кристаллы снега сверкать так ярко, что Пэтти все время останавливалась, вскрикивала и не могла поверить, что это не драгоценности разбросаны под ногами. Воздух дрожал от яркого света, и тело Юджина ныло от воспоминаний.