Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848)

Дело в том, что противоположный лагерь был абсолютно неспособен к подобной мобилизации. Расписать в ярких красках, как это делает «Французская газета» в номере от 15 апреля 1830 года, блестящий прием, устроенный в салонах супрефекта Треву тремя днями раньше, в честь «радостной годовщины вступления в Париж графа д’Артуа», — этого было недостаточно, ибо совершенно очевидно, что торжество представляло собой скорее исключение, чем правило. Конечно, оставалась возможность утешать себя, философически констатируя, как это делал «Друг короля», что «просто-напросто роялизм сохранил свои нравы, а демагогия — свои: эта последняя всегда любила шуметь, петь, а главное, пить»²⁹⁶. Однако «Французская газета», близкая к Полиньяку, но не столь прямолинейная, сокрушалась о подобном положении дел и в тревоге взывала к правительству:

У либералов есть свои банкеты, свои оргии, свои тосты, свои республиканские короны, свои безумства всех сортов. Это, если угодно, умопомешательство, но такое умопомешательство, которое обладает огромным числом деятельных сторонников. Ни один из них не манкирует голосованием. Другое дело мы, роялисты, народ ленивый, подозрительный и недоверчивый: нас постоянно нужно вдохновлять и поддерживать²⁹⁷.

Итак, роялисты предчувствовали, что грядущие выборы добром не кончатся: картография тех банкетов, которые состоялись в период между августом 1829 года и выборами следующего года, показывает, до какой степени справедливы были опасения роялистов, различавших повсюду присутствие «руководящего комитета». Историки минимизировали это влияние исходя из докладов префектов, которые убеждали министерство, что ассоциации борцов за отказ от уплаты налогов никакого успеха не имели и к ним примкнули жалкие горстки людей. Между тем префекты безусловно старались сообщать правительству то, что оно хотело услышать. Но дело даже не в этом; нет ничего удивительного в том, что, хотя парламент не проголосовал за налог, крупные и мелкие нотабли не захотели открыто объявлять о своем намерении отказаться от его уплаты; ведь такое объявление в письменном виде раз и навсегда компрометировало бы каждого из них. А вот принять участие в оппозиционном банкете значило также публично объявить о своей позиции, также поставить на карту свою честь, но при этом не опасаться судебных преследований. Комиссары, самые активные и убежденные либералы, организацией такого банкета показывали, что в их городе существует либеральная ячейка, на которую могут рассчитывать в Париже, потому что она способна мобилизовать местных нотаблей. Итак, изучить все те банкеты, которые состоялись в провинции в то время, когда во главе кабинета стоял Полиньяк, — значит совершить своего рода путешествие по оппозиционной либеральной Франции и дополнить картину, нарисованную Шерманом Кентом, который исследовал комитеты, связанные с обществом «Помоги себе сам», основанным в 1827 году. В самом деле, нетрудно заметить, что большая часть этих банкетов происходила в департаментах, где, как утверждает этот американский историк, еще два года назад не существовало либеральных комитетов, связанных с парижской организацией. Сюда следует добавить еще полтора десятка департаментов, таких как Нижний Рейн, Мёрт, Мёз, Об, Арденны, Па-де-Кале, конечно же Нор, Эр, Иль и Вилен, Нижняя Луара, Мен и Луара, Дё-Севр, Вьенна, Ло и Гаронна, Тарн и Гаронна, Ардеш, Верхняя Луара… В конечном счете не будет большой ошибкой утверждать, что к концу эпохи Реставрации активные либеральные организации имелись больше чем в половине департаментов. Элиты будущего Июльского режима уже сформировались, и это ни для кого не было тайной. Итак, если нельзя говорить о существовании централизованной общенациональной политической организации, получающей приказы или задания из Парижа, нет никакого сомнения, что в стране существовала либеральная партия в старинном смысле слова — объединение чрезвычайно гибкое, но действующее не только в момент выборов.