Читаем Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818—1848) полностью

Что же до крайне левых республиканцев, они сумели остаться довольно незаметными. Люди, более радикальные, чем Лафайет, в особенности молодые, были готовы поддержать свержение монархии и даже тайно его готовить. Конечно, в провинции их было немного: на банкетах в департаментах их голоса почти не слышались, но в Париже весной 1830 года их заметить можно. Не столько на первом из банкетов земляков, где собрались молодые люди из департаментов Нор и Па-де-Кале (он состоялся за несколько дней до банкета в «Бургундском винограднике» и отличался умеренностью, способной рассеять тревогу наблюдателей)305, сколько на тех, которые за ним последовали: там под эгидой Бенжамена Констана, Лафайета и других покровителей крайне левой сотрапезники почти открыто говорили о революции. 17 апреля на банкет собрались молодые люди из департамента Алье; двумя днями позже состоялся лотарингский банкет; 24 апреля — традиционный бретонский банкет под председательством депутата Гийема, который попросил всех присутствующих вместе с ним «произнести главный тост нашего конституционного порядка: „За Хартию, за три составные ветви власти!“». Затем комиссары от каждого из пяти бретонских департаментов, в том числе Дюбуа из газеты «Земной шар», предложили поднять бокалы последовательно за бретонскую ассоциацию (объединяющую тех, кто выступает за отказ от уплаты налога), за депутатов, которые поддержали адрес, за твердость избирателей, за писателей-патриотов и, наконец, за «гражданскую, политическую, религиозную и торговую свободу в обоих полушариях!» Слово «король» произнесено не было, и это заметили все306. Банкет закончился энергичной речью Лафайета, который напомнил о своих современниках 1789 года, «этих отважных парижских избирателях, которые в самый критический момент отважно подхватили знамя нашей нарождающейся свободы, а при виде полного и стремительного крушения Старого порядка противопоставили ужасам анархии усердие ревностного патриотизма», призвал к восстановлению национальной гвардии и гневно возразил тем, кто именует неумеренной демократией «такую организацию общества, при которой менее чем сотая часть французского народа имеет право посылать депутатов в палату, составляющую всего-навсего третью часть законодательной власти»307. Затем, в воскресенье 10 мая, состоялся банкет овернцев, на котором Лафайет и Бенжамен Констан призвали к мобилизации ввиду новых выборов308. Быть может, нечто подобное происходило также и на других подобных банкетах, например на банкете в Берри, где, по-видимому, звучали тосты за Учредительное собрание и даже за Конвент309, но либеральная пресса перестала о них писать и, любопытным образом, правительство и ультрароялистская пресса также не обращали на них внимания. В конечном счете банкет, о котором не было рассказано в газетах, существовал только для тех, кто в нем участвовал; роялистская пресса видела в этих банкетах смешные демонстрации, которые не заслуживают детального описания; вдобавок предание гласности самых скандальных пиршеств могло поставить под сомнение твердость и решимость правительства, которое их допустило310. Что же касается либеральных листков, они старались не испугать умеренных избирателей накануне выборов и потому хранили величайшую сдержанность; не подлежит сомнению, что они исключали из публикаций чересчур смелые высказывания, которые наверняка звучали на банкетах. Известно, например, что газетный вариант речи Бенжамена Констана на овернском банкете 1830 года был сочинен через несколько дней после произнесения. Что ничуть не удивительно, если учесть, что Констан и парламентские речи произносил не по-писаному, хотя тщательно их готовил. Но уже после банкета он позволил Барро исправить пассажи, которые могли насторожить полемистов из «Французской газеты», а собственную неосторожность объяснил торопливостью311.

Возвращаемся в предместье Тампля

Нынче утром собрались вместе многие избиратели и нотабли. Целью собрания было высказать одобрение честному и открытому поведению большинства палаты депутатов. На сей предмет были приняты две резолюции: обе отвечают конституционным нравам Англии и начинают повсеместно распространяться также и во Франции.

Во-первых, решили устроить банкет в самом просторном помещении, какое только можно будет отыскать. Число подписчиков уже значительно. Чтобы навеки запечатлеть их согласие с мнениями двухсот двадцати одного депутата и память о благородном поведении этих членов палаты, проголосовавших за адрес королю, будет в самое ближайшее время выбита медаль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее