Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

Итак, народному оратору почти непременно необходимы высокий рост, громкий голос, мужественный вид, горящие глаза. Ему необходимо сблизиться с теми, кто его слушает, так тесно, словно он связан с ними навеки; необходимо возвышаться над толпой, поднимать ее одним жестом и смирять одним взглядом; необходимо приобрести господство, абсолютное господство над всеми этими душами, пусть даже на первый взгляд он может показаться не их господином, а их слугой; необходимо окликать своих слушателей, теснить их, заковывать в золотые цепи своего красноречия и не оставлять им времени ни на раздумья, ни на отдых, ни на развлечения; необходимо извлекать из их утробы все великие чувства свободы, равенства, человеколюбия, жалости, добродетели, которые дремлют в сердце любого человека; необходимо рисовать перед всеми этими разинутыми ртами, перед всеми этими горящими пристальными взорами, перед всеми этими восхищенными лицами великие картины славы, религии и отечества; необходимо быть поочередно поэтичным и живописным, жизнерадостным и саркастичным, необходимо доносить до слушателей громкий шум города или завывания бури; необходимо уводить их в зеленые луга, пьянить далеким пением деревенской флейты или угощать крупной солью своих шуток, необходимо забрасывать их вопросами и ожидать ответа!

Нашелся человек, обладающий всеми этими дарами; имя этого человека О’Коннел.

Специалисты по истории первой трети XIX века — эпохи, которую мы привыкли видеть такой, какой хотела видеть себя она сама: если не рассудительной и рациональной, то во всяком случае стремящейся к политическому рационализму, — редко прибегают в своих работах к понятию харизмы. Оно скомпрометировано, во-первых, тем, как неумеренно им пользовались во второй половине ХХ века, а во-вторых, применением не только к политикам, но и к людям из мира искусства, спорта, массмедиа и любого другого; трудно поверить, что его можно применить к выдающимся деятелям предыдущего века, не впав при этом в презренный психологизм; что же касается термина «гений», менее предосудительного и менее анахронического, от него толку тоже немного, поскольку он также совсем не точен. Вдобавок после того, как Макс Вебер ввел термин «харизма» в словарь социальных наук (при этом не исследовав границы его применения и не дав ему точного определения), те, кто им пользовался, применяли его по преимуществу к чудовищным феноменам ХХ века: фашизму, нацизму и сталинизму или к их позднейшим тропическим вариантам, вследствие чего стало казаться, что он обозначает все иррациональное и применим ко всем отступлениям от либеральной демократии. Все эти оговорки вполне понятны, но из отзывов современников видно, что власть О’Коннела над ирландскими толпами, так же как и та власть, какую надеялись приобрести над своими соотечественниками и Ламартин, и Гизо (причем первый в конечном свете преуспел больше, чем второй), — что власть эта имела харизматическую природу.