Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

Впрочем, у большинства современников притча о пире вызывала такой гневный протест прежде всего потому, что звучала как настоящее святотатство. Между прочим, и сам Мальтус, по-видимому, так быстро исключил этот фрагмент из книги именно по этой причине. Даже в очень толерантной Англии некоторые идеи невозможно было высказать, не навлекши на себя проклятия теологов и верхушки англиканской Церкви, тем более если автор — пастор[531]. Например, даже в смягченной форме невозможно было представлять избиение младенцев плодом божественной мудрости. «Великая распорядительница пиршества» (природа) — так умы, которые порвали с традиционными религиозными верованиями, одобренными церковными иерархами, или по крайней мере отдалились от этих верований, называли божество. Deus sive natura [Бог, или природа], говорил Спиноза. Социальные реформаторы середины XIX века в глубине души оставались верующими, даже если Церковь обрушивала на них громы и молнии; мы видели это на примере Пьера Леру и Жорж Санд, которых католические теологи обвиняли в пантеизме. А вот первые строки «Коммунистического кредо» Этьенна Кабе, маленькой дешевой книжки, вышедшей из печати весной 1841 года. Он дает в них определение Природы и Счастья (курсив повсюду авторский; Кабе подчеркивает слова, поскольку, как мы уже упоминали, был прирожденным педагогом[532]):

Я не верую в том, что Мир создан случайно; но я верую в Первопричину, которую называю Природой <…> бесконечно умную, бесконечно предусмотрительную, бесконечно мудрую, бесконечно справедливую, бесконечно добрую и благодетельную.

Я верую в то, что Природе угодно, чтобы человек на земле был счастлив. <…> Я верую в то, что если Человек несчастлив, то причиной тому не воля Природы, а невежество Рода человеческого при его появлении на свет, его неопытность и его первые ошибки, дурные установления, им изобретенные, дурное общественное и политическое устройство общества, берущее свое начало во временах варварских.

Кабе был адвокатом; он, несмотря на свое простонародное происхождение, получил высшее образование. Но возьмем другой пример — безвестного сапожника по фамилии Вилли, одного из тех, кто произносил тосты на первом коммунистическом банкете; он поднял свой бокал «За истинное равенство, дар природы, заповеданный самой природой!», а закончил в мессианическом порыве следующим восклицанием: «Да настанет день, когда равенство сможет вознаградить пролетариев за все их прошлые страдания!»[533]

Мальтус же, как казалось многим, дерзнул отрицать божественное Провидение, дерзнул представить природу не только мудрой, но и жестокой… Для большинства современников не могло быть ничего более ужасного. Они считали Мальтуса форменным чудовищем.

Лакордер, Пьер Леру, Франсуа Видаль

У этой страны много язв; но, возможно, самая страшная из них — язва экономическая, страсть к материальному благополучию, которая заставляет всех бросаться на ту скудную и хилую добычу, какую мы называем землей. Вернитесь, вернитесь к бесконечному; лишь оно одно обладает достаточным величием для человека. Ни железные дороги, ни длинные трубы паровых котлов, ни любое другое изобретение не увеличат землю ни на дюйм; будь она даже щедра, а не скупа, просторна, а не тесна, она все равно останется театром, недостойным человека. У одной лишь души достанет хлеба на всех и радости навеки. Вернитесь же к ней как можно скорее; верните Иисуса Христа бедняку, если хотите возвратить ему истинное богатство; все, что вы сделаете для бедняков без Иисуса Христа, лишь умножит их алчность, гордыню и бедствия.