Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848)

Лувель не имел сообщников, а его расчеты опровергло известие о беременности герцогини Беррийской и рождение в сентябре «посмертного ребенка» — герцога Бордоского. Однако политические последствия убийства оказались весьма значительными. Людовик XVIII не смог или не пожелал противостоять давлению ультрароялистов и королевского семейства, которые требовали от него отставки Деказа и окончательного отказа от терпимости по отношению к «независимым», а затем и голосования за исключительное законодательство и в конечном счете добились своего. В палате либеральные депутаты боролись яростно, но безуспешно против закона об индивидуальной безопасности, который означал для них возвращение к произволу времен Белого террора, затем против восстановления цензуры для прессы и, наконец, против так называемого закона о двойном голосовании, который министерство вынашивало с предыдущих осенних выборов, чрезвычайно удачных для либералов, и который был принят в самом конце сессии[96]. На улице возле Бурбонского дворца обстановка была такой накаленной, что столкновения между молодыми дворянами и королевскими гвардейцами, с одной стороны, и либералами, с другой, привели к смерти студента-правоведа Лаллемана 3 июня и двух рабочих несколько дней спустя. Но не следует думать, что провинция взирала на парижские события равнодушно: бурные манифестации состоялись, в частности, в Гренобле, Нанте и Ренне[97]. А самое главное, умножилось число банкетов в честь либеральных депутатов, особенно в Бретани, где, можно сказать, началась настоящая кампания банкетов. «Вскоре мне недостанет времени, чтобы описать вашему сиятельству все либеральные приемы, устроенные в честь бретонских депутатов», — писал 9 августа генеральный прокурор Ренна. Неделей раньше он счел необходимым уточнить, что «эти триумфы в департаментах выражают не столько интерес народа к чествуемым депутатам, сколько оппозиционные настроения и противостояние правительству». Как бы там ни было, если жители Сен-Бриё ограничились простой серенадой в честь депутата Карре, в Лорьяне почтили банкетом Вильмена, в Фужере — Трею де Монтьерри, в Динане — Бесле, в Морле готовились устроить банкет в честь Деборда-Борньи, в Ренне — Леграверана, а в Бресте, следом за Кемпером — Гийема. Так вот, на всех этих банкетах, насколько нам известно, произносились тосты и речи; прежде всего это относится к банкету в Бресте, бесспорно самому скандальному из всех, поскольку ему предшествовал «кошачий концерт», устроенный министерскому депутату, и триумфальный въезд в город депутата либерального. А генеральный прокурор и одновременно ультрароялистский депутат Бурдо был вынужден признать, что в зале, где проходил банкет, на почетном месте стоял бюст Его Величества, что первый тост был произнесен за короля и августейшее семейство и что Гийем, которого тот же Бурдо гневно именовал «брестским князем», произнес «очень чувствительную речь о Хартии и о короле».