Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря

Как отмечал А. Е. Наговицын, мед считался очистительным средством, способным изгнать злых духов, а укус пчелы или муравья может излечить от паралича конечностей. Подобный сюжет широко распространен в фольклоре народов мира, и это понятно: лечебные свойства меда и лечение от онемения конечностей посредством пчелиного и муравьиного яда хорошо известны в народной медицине.

Связь с пчелой, способной оживлять, мы находим и в финно-карельском эпосе «Калевала», где герой Лемминкяйнен, убитый врагами из хтонического мира, воскрешается чудесным медом, принесенным пчелой с девятого неба от Верховного Бога Укко по просьбе матери героя (Калевала, 15). Пчела прилетает к Укко:

«Полетела в погреб к богу, к всемогущему в чуланы.

Там готовилося средство, там вываривались мази;

там в серебряных кувшинах, в золотых котлах богатых

посредине мед варился, по бокам помягче мази…»

«Эта мазь, какой ждала я; вот таинственное средство;

им сам бог великий мажет, утоляет боль создатель».

Дверь дома с изображением апотропейных знаков – меловых крестов после «крестового обряда» (респ. Беларусь, с. Осовая Малоритского р-на Брестской области). Фото О. А. Терновской (Полесский архив Института славяноведения РАН, Москва)

Стоглавый собор (1551 г.) отметил в том числе, что в народе были распространены обряды, связанные с приготовлением кваса, пива, вин: «Квас призывают и вкус услаждают и пьянство величают», подобно «древнему обычаю еллинские прелести, еллинскаго бога Диониса, пьянству учителя».

Естественно, следует указать на прямое смысловое и фонетическое сходство имени Браги и русского «брага»: «На том пиру я был, мед да брагу пил, по усам текло, а в рот не попало». Слово «бражники» означает не столько собутыльников, сколько людей, поющих за употреблением пьянящего напитка. И поэзия – мед скальдов, – конечно же, попадает в уши, а не в рот. Пить мед да брагу может также означать «слушать, раскрыв рот, героический рассказ», который в устах побывавшего на пиру или братчине станет затем сказкой (Гаврилов, 1997).

И, как бы то ни было,

«все, что является поэзией, вырастает в игре: в священной игре поклонения богам, в праздничной игре ухаживания, в боевой игре поединка с похвальбой, оскорблениями и насмешкой, в игре остроумия и находчивости» (Хейзинга, 1997, с. 127–128).

Традиции известен еще и третий Спас, «Ореховый» (конец августа по новому стилю). Возможно, его стоит считать смещенным вследствие Успенского поста или праздником окказиональным, посвященным окончанию уборки урожая, которая происходила в разных местах в разные сроки.

Кстати, тройственность праздников урожая присуща и западноевропейской традиции – с тою, правда, существенной разницей, что там третьим праздником урожая считают Самайн, когда заканчивалася уборка зерновых, а скот загоняли в стойла на зимовку. Оправдано ли в данном случае проведение каких-то параллелей – неизвестно.

Осенины, Таусень, Богач

Осенние праздники, изначально, надо думать, сочетавшие в себе чествования окончания уборки урожая и осеннего равноденствия, с течением столетий оказались «размыты» и разбросаны едва ли не в большей мере, нежели другие праздники годового круга. Сложно говорить о причинах такого положения дел. Возможно, она кроется в большом числе собственно церковных праздников об эту пору и счете церковного летосчисления с сентября, которое некогда усиленно вводилось на Руси.

Благодаря стараниям Гельмольда и Саксона Грамматика (XII в.) сохранились достаточно подробные описания празднования дня осеннего равноденствия в святилище Святовита на Арконе. Эти тексты достаточно хорошо известны, не будем их повторять. Многие сегодняшние последователи природной веры придерживаются при разработке урядов праздничных действ именно этих описаний.

Однако восточнославянская традиция весьма отличается от обычаев балтийских славян – по крайней мере, в данном случае (если судить по этнографии). Хотя очень похожие обряды и известны у восточных и части южных славян, они приходятся на начало нового года. Более того, до сих пор идут споры и о названии самого праздника. Дело в том, что перенос нового года сильно запутал и обряды, и песенное наследие. В названии этого раздела употреблены три наиболее распространенных имени осенних торжеств. Не настаивая ни на одном из них, мы оставляем выбор за читателями. Здесь же хотелось бы привести менее известные этнографические свидетельства об осенних праздниках и как-то упорядочить их…