После возвращения в Москву мы узнали неутешительные известия с Северного флота. Немцы первыми оперативно перебросили несколько десятков самолетов в Норвегию. Сегодня недалеко от Йоканьги предприняли массированный авианалет на наш конвой, тащивший немецкие призы. И все они без исключения получили новые повреждения. Линкор – торпеду в борт, но благодаря толстой броне повреждения оказались не столь серьезны. Кроме того, в него попали две бомбы, вызвав большой пожар и разрушения, были погибшие и раненые. Пожары ликвидированы, поступление воды пока сдерживалось. Ледокол «Ленин», что тащил его на буксире, сам получил бомбу в надстройку, из-за чего было много жертв на его борту, но хода он не потерял. Немцам тоже досталось, они добились попадания в свой эсминец, после чего его срочно пришлось тащить в Йоканьгу, благо до нее было миль двенадцать, и сажать его на мель, пока не затонул. Крейсер лишился хода, после того как бомба вывела из строя два дизеля. Мы потеряли один тральщик из мобилизованных – в него попала торпеда, разорвав его пополам. Новые повреждения получили и корабли сопровождения. Этот налет опять походил на налет смертников, возможно, так оно и было. Гитлер накрутил хвост «борову», а тот пообещал за невыполнение приказа фюрера поощрить своих птенчиков путевками в концлагерь вместе с родственниками и еще что-то в этом духе. Драка в воздухе тоже была кровавой, немало было сбито с обеих сторон, а подбитых еще больше. Но нашим было куда сажать поврежденные самолеты. Многих приняла площадка под Йоканьгой, где зимой базировалась эскадрилья истребителей, прикрывавшая нас. Немцам оставалось или плюхаться в море, или садиться в тундре. Но вот до своих им вряд ли суждено добраться, фронт отодвинулся почти на сто пятьдесят километров.
– Говорил же я Виноградову, топить их надо к чертовой матери всех. Так нет, призы им подавай, да и Кочетков настаивал, – в сердцах проговорил я, узнав подробности налета. – А теперь что. Сколько сил и средств потрачено, сколько людей потеряли, будут ли эти корабли когда-либо отремонтированы. Так у нас практически флота тоже не осталось, все корабли имеют разную степень повреждений, ремонт может занять немало времени.
– Товарищ контр-адмирал, что за истерика. Что случилось, то случилось, и этого нам уже не исправить. А дело надо доводить до конца, и мы доведем. Главное – корабли мы не потеряли, все они ход сохранили. Ничего пока страшного не произошло, корабли, свои и немецкие, мы обязательно в строй поставим.
– Арсений Григорьевич, это не истерика. Эмоции на известие. Мы не предполагали, что фрицы так оперативно перебросят свежие авиачасти и тут же совершат массированный налет на конвой. По всему видно, Гитлер жутко рассердился на нас за такое нахальство, что нам удалось два раза так врезать ему по яйцам, что Геринг так быстро перебросил подкрепления. Да кроме того, конвой был уже далеко в нашем тылу, и мы расслабились, за что и поплатились. Да и перебросить вовремя самолеты мы не успели.
– Собирайтесь, Михаил Петрович, сегодня ночью вылетаем домой. Попрошу вас уладить все свои вопросы за оставшееся время. В вашем распоряжении, – Головко посмотрел на часы, – 8.45. Кого еще забираешь с собой?
– Да всех и заберу, кто не прикомандирован к чужим наркоматам и НИИ, лишь бы места в самолете были.
– А сколько их у тебя наберется?
Я начал в уме считать, оказалось одиннадцать вместе со мной.
– Товарищ адмирал, нас одиннадцать.
– Тогда мест должно хватить.
Когда я объявил своим, что ночью улетаем обратно, не все были в восторге от этой новости.
– Товарищ адмирал, нам обещали показать Москву. Я даже в своем времени ее толком не видел, только как-то раз проездом по молодости, – взмолился Малышев – нынешний командир БЧ-3 на «Морском волке», прилетавший в Москву за орденом Нахимова II степени.
– По молодости, – кто-то хихикнул, – старичок ты наш.
– Да, по молодости, мне тогда всего восемнадцать было.
– Как это так, ты же учился в Питере. И что, во время учебы да и потом так в Москве и не побывал?
– Тогда как-то не очень-то и хотелось. А после того как стал служить на севере, тем более ни разу сюда не попал. Ну, бывало, пролетал на высоте десять тысяч метров, да и то стороной.
– В следующий раз, когда за следующим орденом или звездочкой приедешь в Москву, тогда и посмотришь, – обнадежил я Малышева.
Другие, немного пороптав, начали собираться в обратную дорогу. Я через Кочеткова узнал номер телефона ателье, где шилась моя форма, и позвонил туда. Обрисовав сложившуюся ситуацию, спросил, смогут они ускорить пошив, чтобы хотя бы китель был готов к отлету. На что получил ответ, чтобы через час прибыл на примерку, после которой получу ответ. Пока оставалось немного времени до примерки, я снова сел за свою биографию.