Время бросать камни

Он замолчал. Марья Якимовна знала эту особенность помолчать, выискивая особенно убедительные слова.

— Помочь русскому народу — вот моя цель.

Они заговорили о ближайших планах. Вот-вот пойдут пароходы от Нижнего до Перми. Марью Якимовну звали в Екатеринбург домашние дела, она соскучилась о детях, да и тревожило, как Владимир, старший сын, собиравшийся осенью поступать в Московский университет, сдаст гимназические выпускные экзамены.

— Признаюсь, потянуло домой и меня, как перелетную птицу к родному гнездовью, — сказал Дмитрий Наркисович. — Почти тоска по родным местам. Думаю, что там и работать будет лучше, да и кое-какие материалы надо поднабрать.

Он не договорил о том, что не представляет себе жизни в летней Москве без Марьи Якимовны. Одиночество в летней душной Москве страшило его. В Екатеринбурге ему будет покойнее во всех смыслах, благотворнее для дела.

— Вот и поплывем, — заключил Дмитрий Наркисович.

Три первых рассказа были как бы подступами к решению большого творческого замысла, начальными мазками на широком полотне. Потом, пополняясь все новыми и новыми произведениями, они составят значительный по художественным достижениям четырехтомник «Уральских рассказов».

Дмитрий Наркисович не скрывал от близких своего удовлетворения, что рассказы были замечены. Это ведь первое признание его выступлений в литературе.

В обзоре «Литературная летопись» от 15 апреля 1882 года в газете «Современные известия» критик Арс. Введенский снова отметил рассказ Д. Сибиряка «В камнях». Почти через месяц, 20 мая, в очередной «Литературной летописи» Арс. Введенский писал уже о трех рассказах Д. Сибиряка — «В камнях», «На рубеже Азии» и «Все мы хлеб едим…».

«Почти одновременно в журналах появилось несколько беллетристических очерков г. Д. Сибиряка, — писал он, — обращающих на себя внимание жизненностью сюжетов, замечательною теплотою, искренностью и задушевностью».

Критик стоял на той точке зрения, что в настоящее время «художественность, в прежнем смысле этого слова, составляет в современной литературе явление едва ли возможное, во всяком случае редкое». С этой позиции он так оценивал произведения Мамина:

«О художественности очерков Сибиряка говорить нет надобности. Очеркам не чужды, однако, те художественные свойства, которые делают беллетристическое произведение если не ценным, то не лишним: фигуры персонажей очерчены очень живо и типично, по крайней мере, с тех сторон, которые всего нужнее для мысли автора; самые мысли автора — не плод его личных кабинетных размышлений и фантазия, а результат живого наблюдения над жизнью; читатель видит не то, как угодно автору смотреть на проходящие перед ним жизненные явления, а каковы эти явления в действительности. Это свойство очерков Сибиряка — их верность действительности — есть необходимейшее условие влияния».

В поле зрения критика двух обзоров включены романы Маркевича и Авсеенко, рассказы Златовратского, Засодимского и других. Всем им противопоставляется в верности изображения народной жизни Д. Сибиряк с произведениями, где читатель знакомится с «истинными сынами народа».