Время бросать камни

Даже в кружке, казалось, близких людей, который продолжал собираться в доме Марьи Якимовны, правда, в эту зиму менее часто, чем раньше, лишь с сочувствием, — но не более, — следили за литературными делами Дмитрия Наркисовича. Всего того, что волновало писателя, близко к сердцу не принимали. Конечно, вперемежку с разговорами о городских новостях, политической жизни на Западе касались и долетавших столичных литературных известий. Могли понегодовать на русскую «азиатчину», «грубость» народных нравов, отставание в научных и технических достижениях, застой в общественной жизни. Но не более. Действительность они принимали спокойнее Дмитрия Наркисовича. Все же служилые люди, уже в некоторых чинах, хотя пока и не очень больших, но с перспективой. Они старались добросовестно выполнять служебные обязанности, жить без большого разлада с начальством. Редкую горячность, которая вдруг прорывалась у Дмитрия Наркисовича, встречали с некоторым удивлением: стоит ли так волноваться?

Не волноваться? Книжка журнала «Отечественные записки», где была напечатана «Золотуха», открывалась грозным предупреждением министра внутренних дел графа Д. А. Толстого.

«Принимая в соображение, — говорилось в нем, — что журнал «Отечественные записки» обнаруживает вредное направление, предавая осмеянию и стараясь выставить в ненавистном свете существующий общественный, гражданский и экономический строй как у нас, так и в других европейских государствах, что наряду с этим не скрывает он своих симпатий к крайним социалистическим доктринам и что, между прочим, в книжке за январь текущего года помещена статья за подписью Н. Николадзе, содержащая восхваление одного из французских коммунаров, министр внутренних дел… определил: объявить журналу «Отечественные записки» второе предостережение в лице издателя статского советника Андрея Краевского и редактора действительного статского советника Михаила Салтыкова».

Дмитрий Наркисович, всегда сдержанный в оценке своих произведений, лишь Марье Якимовне признался в своей тревоге.

— Этак «Золотуху» и «Бойцов» легко можно подвести под разряд произведений вредного направления. А «Горное гнездо» и тем вернее. Но не будем устрашаться, а наоборот — с теми же силами продолжать дело.

Трудное время… Царствование Александра III началось с жестокой публичной казни народовольцев. Верным наставником монарха стал мракобес и фанатик самодержавия обер-прокурор Синода Победоносцев, на долгие годы наложивший тяжелую руку на духовную жизнь русского народа, вступивший в беспощадную борьбу со всеми стремлениями общества к свободе и самостоятельности. Популярный писатель П. Д. Боборыкин эти годы определил двумя выразительными емкими словами — «политические сумерки».

О Салтыкове-Щедрине в эту пору ходили самые тревожные слухи. Еще в начале года Владимир писал из Москвы, что Щедрина якобы сослали по одним известиям в Пермь, по другим — в Тверь.

«Если в Пермь, так это вам должно быть известно. С каждым днем слышишь самые пакостные вещи. Говорят, что с «Отечественными записками» хотят сыграть очень скверную штуку и последняя книжка еще не вышла. Щедрин послал Льву Толстому, который живет здесь, письмо и в нем подписался — «бывший литератор».

В другом письме Владимир сообщал о новых слухах, по которым Щедрин вроде получил отсрочку с высылкой, но с первым пароходом все же будет отправлен в Пермь. Высланы из Петербурга Михайловский и Шелгунов. Это уж достоверно, а не слухи.