Время бусово (СИ)

«Буду просить Буса за товарищей, разве он не русич, чтобы не вой-ти в положение. Должен войти. Если нужно кому-то держать ответ — то я буду держать! Я заварил всю эту кашу — и ответ должно спрашивать только с меня. А товарищей освобожу», — решил Сокол. «Как же, — тут же стал надсмехаться внутренний голос, — держи калиту шире, Еруслан-богатырь… Так прямо и согласился Бус с твоими доводами… Всем секир башки прикажет сделать, не задумываясь». — «Может и сделает, а, может, и нет». — «Сделает, сделает, — не оставлял в покое злостный внутренний голос. — Обязательно сделает». — «Не одному Бусу судьбу друзей моих решать, — искала разумные доводы совесть. — Есть же еще волхв Златогор, мудрец и провидец». — «В радости оно, возможно, и получилось бы, но не во время скорби». — «Ты так считаешь?» — «Да, я так считаю». — «Ну, и радуйся». — «Радуюсь. А ты, вижу, устал бороть-ся. Сдаешься?»

Совесть промолчала, оставив последний язвительный вопрос внут-реннего голоса без ответа.

Комната погружалась во мрак. Приближалась ночь. Однако во дворце жизнь не останавливалась: время от времени слышались далекие голоса, доносился стук шагов по каменному полу. Дворец русколанско-го князя продолжал свою жизнь.

Сколот повернулся на бок: «Что гадать? Утро вечера мудренее».

БУС И ДАЖИН

В комнате, где находился раненый князь Дажин и куда вошел кня-жич Бус в поисках совета у отца, ярко пылали факелы, укрепленные в медных и бронзовых уключинах вдоль стен, и горели свечи во множест-ве подсвечников, так как за окнами была уже ночная темь. Свет факелов и свечей, преломляясь и подрагивая, отражался в начищенных до зер-кального блеска бронзовых поверхностях щитов и на клинках мечей, украшающих стены. Впрочем, он не только отражался, но и усиливал атмосферу тревоги и печали, скопившуюся в этой комнате, своими кро-ваво-красными бликами.

— Как ты, отец? — подойдя к кровати князя, возле которой уже на-ходились Злат, волхв Златогор, княгиня Ладуня, то и дело поправлявшая подушку и знахарка Зорина, потчевавшая его какими-то снадобьями, которые он не очень-то хотел и пить, спросил Бус.

— Почти как в далеком детстве, — отшутился без особой веселости в голосе князь Дажин. — Все вокруг меня, как видишь, хлопочут, суетятся, а я лежу и в ус не дую… Ни забот тебе, ни хлопот… Чисто младенец…

Разговаривая, князь тяжело и прерывисто дышал, его лоб то и дело покрывался бусинками пота, который заботливо убирали заботливые руки Зорины. Чувствовалось, с каким трудом ему достается эта беседа.

— Будем надеяться, отец, все обойдется, — постарался Бус придать бодрости своему голосу. — Ведь ты у нас богатырь, а богатыри еще не такие раны переносят… перебарывают.

— На все воля Сварога, — без особого энтузиазма отозвался князь. — Впрочем, я свое пожил, не меньше дедов и прадедов… Теперь ваш че-ред жить, дети. И не только жить, но и Руси служить!

Слушая невеселый разговор мужа и сына, горько всхлипнула Ла-дуня, сама испугавшись этого нечаянного всхлипа, так как Дажин стро-го-настрого запретил ей плачь и рыдания. «Ни к чему все это. От сыро-сти в глазах, здоровья и сил телесных не прибавится, — заявил он ей еще в первый день, — только лишнее расстройство души». Вот она и держа-лась из всех сил, да, видать, в какой-то миг не уследила и обронила ко-роткий всхлип.

Князь повел в ее сторону глазами:

— Ну-ну, Ладуня! Мы же договорились… Ни к чему при детях воду пускать. Ты же княгиня!

— Прости, князь, случайно то… — отозвалась Ладуня и стала быст-ро-быстро утирать глаза специальным лицевым платом тонкого и мяг-кого полотна, купленным ею по случаю у заезжих ромейских торговых гостей вместе с прочей женской мелочью: белилами да румяными.

«Как постарела мать за эти дни, — поразился Бус, обернувшись на всхлип княгини. — Как постарела! Просто беда». Он длительное время не видел матери, скитаясь по посольским делам на чужбине, и потому она помнилась ему довольно молодой и свежей. При возвращении видел всего короткий миг ласково улыбающейся, раскрасневшейся, словно девица, от нахлынувших чувств — тут некогда было обращать внимание на ее лета. Радость встречи переполняла обоих.

— Оставьте нас, женщины, — тихо, но непреклонно велел Дажин. — Нам мужской разговор предстоит. Не для женского слуха то…

Зорина, еще раз смахнув со лба и лица князя влажной тряпицей ка-пельки пота, отодвинув на всякий случай подальше от края столешницы свои чашки и горшочки, молча направилась к дверям.

— Может, князь, я останусь? — робко спросила Ладуня. — Какие мо-гут быть от меня секреты?

— Секретов от тебя, Лада моя, нет, — мягко, хоть и с придыханием вымолвил князь. Лицо его при этом, особенно лоб, покрылось потом, так что Злату тут же пришлось взять тряпицу, оставленную Зориной, чтобы смахнуть его. — Однако оставь нас одних… — был тверд в своем решении Дажин.

Ладуня подчинилась и, ссутулившись, совсем не по-княжески, по-шла к выходу вслед за знахаркой Зориной.

Как только за ней закрылась дверь, и в коридоре затих звук шагов, Дажин произнес: