Время бусово (СИ)

— Прости, сестра, прости, Лебедь! Ничего не поделаешь, такова жизнь, миропорядок и бабья доля… Интересы Русколани требуют… К тому же у тебя пример перед глазами уже имеется: княгиня Эвлисия также от родного очага оторвана, но не пропала же… Вон какой краса-вицей при брате нашем стала… позавидуешь!

— Так то Эвлисия… и за моим братом, который в ней души не чает и не обижает ее, а то я и… старый хрыч, Кощей Подземный!..

И снова заливалась слезами под угрюмое молчание остальных, младших, братьев. От чуть ли не постоянного плача Лебедь даже как-то подурнела. Не стало прежней голубоглазой и златовласой певуньи и попрыгуньи, красы и гордости русколан.

Войска готов, выторговав себе право беспрепятственного переме-щения до границ своих земель, потянулись в сторону Буга. Русколан-ские дружины, возглавленные на сей раз волхвом Златом, облаченным в светлый колонтарь и черный плащ, но без шлема, с длинными распу-щенными, начинающими седеть волосами, схваченными на лбу кожа-ным ремешком, чтобы не закрывали лицо, сопровождали их, держась на оговоренном расстоянии, чтобы «не мозолить глаза и не вызывать на-прасного раздражения».

Собранные со всей Руси, со всей Русской Земли дружины и опол-чения, окрыленные только что состоявшейся победой над готами (а в том, что победа над ними была одержана, ни один русич, ни один алан и ни один берендей не сомневался), постояв некоторое время лагерем под Киевом, отдохнув и набравшись новых сил, под руководством князя Буса, прежде чем уйти в родные края, повернули на юг, навстречу гун-нам. Недалеко от устья Днепра они перехватили гуннские орды и в ко-роткой сече разбили их в пух и прах. Повернули вспять и гнали их без передышки до самой Калки. И только за Малой Калкой преследование гуннов, рассеявшихся по степи, прекратилось. Пора была подумать о доме. Зов домашнего очага требовал того, чтобы вои возвращались в родные края, да к тому же подходила пора страдных работ и сбора уро-жая. А это требовало сильных мужских рук. И дружины славян были отпущены восвояси.

— Спасибо, братья, — объезжая каждую дружину того или иного славянского племени, прощался Бус. — Пусть Сварог хранит вас от вся-кого лиха и от всех бед! Спасибо вам. И помните, — напутствовал он, — только в единстве наша сила! В единстве. Много легло в сечах наших братьев, много нашей святой крови пролито. Но не напрасны жертвы эти. Не праздны. Мы защитили с вами Русскую землю, и души павших, следуя по Ирию, видят это и радуются вместе с нами. Слава им, не по-жалевшим за Русь живота своего!

— Слава! Слава! Слава!

— Слава вам!

— Слава! Слава! Слава!

— Слава храброму князю Бусу! — Выкрикивал кто-нибудь в порыве чувств восторга. И катилось по степи:

— Слава! Слава! Слава!

Вместе со всеми «Славу» кричали и оставшиеся в живых дружин-ники курского воеводы Яруна, несмотря на то, что поредели их ряды. Да как им не поредеть, когда в одно лето объединенные славянские рати разгромили двух завоевателей, отбросив их за пределы своих земель. Это не могло не радовать как рядовых русичей, так и их вождей. Каза-лось, что вновь на долгие времена на просторах Русколани и других славянских земель воцарится мир и покой. Кричал «Слава!» и сам кур-ский воевода Ярун — как не кричать, если с него берут пример рядовые ратники. Но почернел лицом и душой курский воевода, лишившись в сечах с ворогом братьев и сына, нет радости в его сердце. Омертвело оно. Сделалось черным, как горюч-камень. Если и раньше на лице у Яруна улыбка — редкий гость, то теперь ей там и места не нашлось!

По возвращении в Кияр волхв Злат и его племянник Боян в честь побед славянского оружия над воинственным и сильным врагом сочи-нили гимны, прославляющие как самих русичей и их союзников, муд-рых и храбрых военачальников, так и светлых богов, незримо участво-вавших в тех кровавых сечах и помогавших русам добыть победу. Эти гимны тут же подхватили певцы-сказители и разнесли по всей Руси. Запомнили эти гимны и куряне, воздававшие хвалу своим собратьям по оружию. Ярун не стал дожидаться, когда к нему в воеводские палаты пожалует батюшка, сам пришел в родительский дом, чтобы поведать о павших братьях и сыновьях.

— Что, воевода, — сурово встретил его старый Бродич пуще прежне-го согнувшийся под тяжестью лет и горечью утрат — худые вести быст-ро доходят, — не уберег братьев своих? Не защитил? А я ведь просил тебя младшенького нашего, Родимушку, нашу с матерью опору и наде-жу оставить, не брать с собой в сей злополучный поход. Не послушал, воевода, старика, взял… Взял — и не уберег! Как не сберег сыновей сво-их и племянников… Осиротил родителей и детишек малых!..

— Прости, отец, — потупился воевода, — твоя правда: не уберег. Слишком лют враг достался. Пали братья в сече той лютой. Пали, но землю нашу, кровью отцов и дедов политую, отстояли. Прости! Не мог я их за чужие спины прятать. Не мог… Вместе со мной в первых рядах стояли, первыми ворога встречали на копье и меч! — Еще сильнее поту-пился Ярун. — Прости, если можешь…