Время быть русским

Ныне уже ясно, что грядущий век будет веком не менее ожесточенных этнических и расовых битв. В соответствии с тенденцией, сформированной длительным противостоянием двух систем, эти битвы могут быть как «горячими», так и «холодными», но последствия у них одинаковы. На весах истории лежат сегодня уже судьбы всех без исключения рас, народов, стран и континентов.

2. ВСЕ ОБОЗНАЧЕННОЕ вполне может быть сведено к варианту концепции глобализма — но в несколько непривычном для нас значении. Ибо в действительности концепция глобализма имеет две модификации: идеальную и реальную.

Первая (идеальная), с которой в основном знаком читатель, является попросту новым изданием спекулятивной философии космополитизма (он же мондиализм) и нацелена исключительно на создание некоего единого мирового правительства как на сверхзадачу и самоцель. Ее главный адепт, не считая прекраснодушных идиотов, — мировое еврейство и те национальные руководители, которые чают себе теплого местечка в пресловутом мировом правительстве.

Вторая модификация глобализма (реальная) идет от обратного — и вместе с тем от реальной жизни. Она полагает невозможным и ненужным создание какого-либо мирового правительства, ибо констатирует: вовсе не создание «единого мирового сообщества» (раздираемого, как и прежде, противоречиями), а напротив — умножение национальных государств стало ведущей тенденцией нашего времени. В начале ХХ века таких государств было немногим более 50, сейчас — свыше 200. Трудно представить себе более ярко выраженную и более самоочевидную тенденцию. Глобализм же, собственно, состоит в данном случае в наблюдении: извечная борьба народов и рас (как неких монад — субъектов мировой истории) за существование и за мировое господство впервые переросла в ХХ веке рамки регионов и континентов и приобрела подлинно глобальный характер. Чему способствовало, в первую очередь, создание всемирных информационной и финансовой систем.

Сегодня любая война меняет расклад сил на планете и, задевая интересы всех участников процесса, строго говоря, является мировой. Это привело к строительству политических блоков в масштабах всего мира как перманентному процессу.

3. СКАЗАННОЕ выше со всей остротой ставят для каждого народа (и для русских также) проблему собственной идентичности. Кто мы? С кем мы? За кого мы? Кто за нас?

Русским весьма свойственна амбивалентная комплиментарность (обращенная на всех равно доброжелательность и отзывчивость), часто выражающаяся в рекордно высокой ассимилятивности. Мы способны ужиться и сжиться со всеми. Это не значит, увы, что все способны сжиться с нами, отчего наша история, особенно минувшего столетия, преисполнена горьким разочарованием. Анализ показывает, что основная причина тому — кризис идентичности русского народа.

История не дает серьезных, глубоких оснований русским идентифицировать себя как европейцев. Мы сильно отличаемся от большинства европейских народов своим историческим прошлым, национальным характером, отношением к миру и человеку, типом реакций, моделью поведения, шкалой ценностей и т. д. Определенная унификация, нивелировка в эпоху глобализации, конечно, неизбежна, но неизбежен и периферийный характер этого процесса, не затрагивающий ядра нации. Русским присуще свойственно стремление причислять себя к европейцам, но в этом мало как чести, так и истины.

Европейцы понимают эту суть вещей гораздо лучше нас, отторгая русских и не желая от них ничего, кроме корысти, на всем протяжении истории. Проверенный веками факт: если даже мы выступаем за Европу, она, тем не менее, никогда не выступает за нас, никогда не ценит наших жертв, не спешит нам на помощь. Мы для нее — разменная монета в лучшем случае. Как ни печально, но это касается даже славян — к примеру, поляков, спасенных нами от татар и (дважды) от немцев, но ведущих с нами войны с Х века, или болгар, за освобождение которых мы пролили моря русской крови, но которые воевали против нас и в Первую, во Вторую мировые войны.

Во многом то же можно сказать и в отношении Востока и Юга нашей планеты. Несмотря на то, что вектор русского цивилизационного развития (соответственно — военной и колониальной экспансии) в IX–XVII был отчетливо направлен именно в южном и восточном направлениях, мы, тем не менее, не стали людьми ни Юга, ни Востока. Хотя отношения с Востоком у нас всегда были более паритетными, взаимно уважительными, чем с Западом, да и шкалы ценностей у нас ближе, даже несмотря на религиозный водораздел.