Время быть русским

Во-вторых, это объединенная в недалеком будущем Корея — лакомый кусок понизового Приамурья. Объединившись, корейцы, во-первых, неизбежно выйдут из-под американского патронажа, а во-вторых, вновь превратятся в традиционный объект китайских вожделений. (Кстати, Америка и не станет воевать с Китаем из-за Кореи.) И там, между прочим, тоже вот-вот пойдет полным ходом раскрестьянивание и сопутствующая ему эскалация военного строительства, что создаст дополнительные предпосылки для корейско-китайской войны.

В-третьих, это Казахстан. Данный вектор для нас — оптимален, поскольку дает возможность раз и навсегда решить вопрос о несправедливой русско-казахстанской границе, отрезавшей от России ее исконную, на 90 % заселенную русскими людьми территорию: Южный Урал. (На картах он сегодня неправильно именуется «Северный Казахстан».) Ни в коем случае нельзя склоняться к идее «воссоединения» с Казахстаном, как с действительно братской Белоруссией, — целиком и полностью! Ни в коем случае нельзя даже заикаться об укреплении казахско-китайского участка границы за наш счет, как это делает Путин! Это нам как раз-таки категорически противопоказано. Чужого — всего остального Казахстана, населенного казахами, которых совершенно ни к чему принимать в российское подданство, — нам не нужно. Пусть его заберет Китай, если захочет и сумеет. А вот свое необходимо вернуть, хотя бы ради тех русских людей, казаков, которые попали в этнократическое рабство к хану Назарбаеву и вкушают все прелести государственной русофобии. Раздел Казахстана между нами и Китаем — этнополитический императив, преисполненный, к тому же геополитической прелести.

Для Китая такой раздел (Север Казахстана — нам, все остальное — ему) будет столь же выгоден, как и для нас. Его геополитическая заинтересованность в огромных малозаселенных площадях Южного и Центрального Казахстана, на которых разбросаны и полезные ископаемые, и водные ресурсы, и пахотные земли, и степи для выпаса скота, и плацдармы для военной техники, — весьма велика. А этнополитический риск, при гигантском населении Китая и 93-процентном удельном весе одной нации хань, — минимален. Казахов не так много, чтобы заметно понизить этот процент.

Мы же заинтересованы в этом варианте еще и по внешнеполитическим причинам. Такой раздел Казахстана, возвращающий нам по справедливости наших людей с их землей, немедленно и радикально обострит отношения Китая с Америкой, имеющей свои интересы в Казахстане, но страшащейся столкновений с Китаем на почве передела мира. А также — отношения (и без того непростые из-за Синцзяно-Уйгурского района) с мусульманами. (К последним я отношу и государства Средней Азии, для которых раздел Казахстана по инициативе Китая будет тревожным, повышающим тонус сигналом.) Тем самым у Китая в Азии появятся дополнительные глобальные политические противовесы, что нам, безусловно, в высшей степени на руку.

Наконец, раздел Казахстана, в отличие от раздела Польши, поставившего нас лицом к лицу с Гитлером и спровоцировавшего Вторую мировую войну, практически ничего не изменит: у нас с Китаем и так самая протяженная в мире граница.

В-четвертых, это Монголия, тысячелетняя мечта всех китайских правителей. «Срединная империя», от владения которой, по древнему китайскому поверью, зависит владение всем миром. Овладеть Монголией Китай пытался неоднократно, но получалось в истории только наоборот: монголы брали Китай под свою руку. Этим двум народам есть что припомнить друг другу, за что поквитаться. Не думаю, что Китай откажется от новой попытки свести счеты и распространить свою власть над монголами, если это ему позволят человеческие и иные, особенно политические, ресурсы.

Собственно, обрисованных выше военных задач вполне достаточно, на мой взгляд, чтобы израсходовать энергию китайского раскрестьянивания. После чего все вернется в свои берега, и китайцы, спустя одно-два поколения, уйдут из завоеванных земель, как мы ушли из Восточной Европы, Средней Азии, Закавказья и Прибалтики. Ибо рабочие руки потребуются уже у них дома, где рождаемость достигнет того уровня, на котором она сегодня в Европе.

А русский Южный Урал останется с русскими, с нами.

Есть еще несколько соображений, нивелирующих для меня «китайскую угрозу», ставящих ее на третье место после «натовской угрозы» и «исламской угрозы»:

1) мы объективно нужны и долго еще будем нужны Китаю, которому необходимо соединять свою живую силу с нашими военно-техническими ноу-хау и природными ресурсами, чтобы диктовать свою волю в регионе уже сегодня и противостоять Америке (и шире — Западу) во всем мире завтра;

2) мы принадлежим к разным расам, и риск смешаться, раствориться, утратить национальную идентичность у нас гораздо ниже при общении с китайцами, чем с европейцами или даже тюрками, кавказцами. А именно этот риск как никакой другой является для нас абсолютно неприемлемым;