Время Чёрной Луны

У меня внутри словно что-то оборвалось. С поднебесных высот – вновь в тоскливую грязь… Илонгли не было в живых.

– Видите ли, Доргис, темпоральный перенос может охватывать даже весьма ограниченный объем данной пространственно-временной структуры. То есть кусты на месте посадки протекателя могут быть восстановлены – и они уже восстановлены, – а вот события, происходившие буквально рядом, но уже как бы в другой пространственно-временной ячейке, останутся без изменений. Объем ячеек регулируем мы сами, в зависимости от обстоятельств.

Я поднялся со стула и всем телом навалился на невидимый щит, за которым укрывалось это чудовище.

– Но как же ваш принцип, ваш краеугольный камень? Выходит, вы все врали мне, Хрыкин?

– Сядьте, сядьте, Доргис. – Хруфр сделал успокаивающий жест. – Принцип не может быть нарушен, это же, в конце концов, именно принцип, а не правила дорожного движения и даже не десять заповедей. Но нас никто не лимитирует относительно момента осуществления локального отскока. Вы улавливаете суть, Доргис? Мы можем на бесконечно долгий срок откладывать реализацию локального отскока, ничуть не отказываясь от его проведения. В принципе. Вам не кажется, что вы просто можете не дожить? Да вы садитесь, Доргис, а то мне даже как-то неловко – вы стоите, а я сижу.

Он смотрел на меня и победно барабанил пальцами по столу. Я послушно сел. Пожалуй, придраться было не к чему. Этот чиновник уверенно тянул меня к финишу.

– Чего вы хотите, Хрыкин?

Он нежно погладил свою тщательно выбритую щеку.

– Дело не в том, хочу я чего-либо или не хочу. Дело в необходимости. А необходимость заключается в том, что вы, Доргис, должны отказаться от дара. Навсегда. Между прочим, прецеденты уже есть, и немало, а мы только в начале работы. Учтите, вы должны не просто дать расписку о том, что отказываетесь, а действительно отказаться. Только в этом случае локальный отскок будет произведен и вы получите желаемое. – Он прищурился и произнес нараспев: – И снимете грех с души, и будете жить долго и счастливо, и умрете в один день. Разве этого мало, Доргис? – Он подался ко мне и доверительно добавил: – На обман можете не рассчитывать и не надеяться. Обман здесь не проходит.

Все рухнуло. С печальным звоном рассыпались радужные грани бытия. Я должен был сделать выбор. Или – или. Третьего не дано. Я должен был сделать выбор – навсегда. Неужели он загнал меня в угол?.. Стоп!

– Кажется, вы говорили, Хрыкин, что я уже был здесь и мы беседовали. Это так?

Хруфр некоторое время без выражения смотрел на меня, потом медленно разогнулся, пошарил под столом и вытащил пачку сигарет и зажигалку. Закурил, пригладил свою и без того безукоризненную прическу.

– Морока мне с вами, Доргис. – В его голосе чувствовались легкое раздражение и некоторая усталость. – Ну, допустим, беседовали. И что из этого следует?

– Не допустим, а беседовали, – уточнил я. – И, вероятно, не раз.

– (Уел я его все-таки, начальничка кабинетного!) – А следует из этого вот что: коли я вновь здесь – значит, не удалось вам вынудить меня пойти на отказ. Так почему вы думаете, Хрыкин, что при сегодняшней встрече я изменю свою позицию? Почему вы думаете, что я откажусь от дара? Вы ведь, небось, и в угол меня уже загоняли, и ублажали, и пугали, да что там – небось, и убивали уже, сбрасывали в Огненный Пояс. Ведь убивали же, Хрыкин? Убивали?

Хруфр тычком затушил сигарету о дно своей чистенькой хрустальной пепельницы.

– Человек – существо очень переменчивое, Доргис. Применяя разные подходы и проявляя определенную настойчивость, можно в итоге что-то расшатать, нащупать уязвимое место, ахиллесову пяту, так сказать. Не дает ведь вам покоя ваш «журнал учета», а?

Я вздрогнул. Но только внутренне. Внешне я оставался спокойным. И это знают, чиновники проклятые, и про журнал мой записано у них, в этой вот серой папке-накопителе. Откуда знают?..

«Журнал учета»… Да, пожалуй, можно и так назвать мою общую тетрадь в клеточку. Она осталась там, в Верхнем Городе, в уже восстановленном Верхнем Городе, в моей комнате, из окна которой видны черные кольца зданий горров-вещателей. Я заносил туда названия своих творений, и поначалу мне казалось, что она закончится слишком быстро и придется заводить новую. Но со временем я все больше убеждался, что чистых листов в ней очень много, и даже если на каждом из них записывать только одно название – все равно не хватит жизни, чтобы заполнить ее до конца; в ней отразится вся моя жизнь – но останется еще достаточно нетронутых страниц. Я заранее знал, что все предопределено, что мне просто не хватит времени, живи я хоть и столько, сколько жили все эти библейские старцы… а так хотелось заполнить ее до конца и начать новую… И всегда быть уверенным, что лучшее творение еще впереди…