Время Черной Луны

Бородач в красном колпаке, ухмыляясь, подмигивал мне, его черные бакенбарды топорщились, словно растрепанные ветром, а хищный длинный нос так и норовил угодить мне в лицо. Я невольно отстранился, потеряв равновесие, но тут же застыл в толще хрусталя, не в силах вымолвить ни слова...

И конечно, поднебесные шары обратились вдруг в золотистые капли и понеслись к земле, подвывая и визжа, и пробили асфальт, и расплескались золотыми озерами. Поднялась золотая волна - и смахнула с пригорка старую церковь с березками, проросшими сквозь дырявые купола...

Я ехал в пригородной электричке с ободранными сиденьями и разбитыми плафонами, и вел разговор с кем-то невидимым, но очень назойливым; чья-то рука с грязными ногтями и татуировкой "А. П." на указательном и среднем пальцах то и дело пыталась ухватить меня за нос, и я отдергивал голову, ударяясь затылком о пыльное стекло, за которые мелькали огни, лаяли и хохотали, и звук одинокого саксофона ввинчивался и ввинчивался в несуществующие небеса...

Вразвалку шагали по рельсам, опрокидывая трамвайные вагоны, корявые приземистые деревья с птичьими лицами, швыряли камни в сияющие витрины, приговаривая: "Только так! Только так!.." - нет, это взахлеб тикали десятки часов, сотни, тысячи часов, в куче которые я лежал, лежал и разгребал эту кучу руками и ногами, а где-то смеялись, звенели стаканами, стреляли из автоматов или пулеметов и хором скандировали, адресуясь ко мне: "Вот - тебе время! Вот - тебе - время!"

- Э-э, да ты совсем истлел, - с сочувствием сказали рядом, и хмурые мужики с лопатами мигом закопали меня, предварительно вогнав кол в мою грудную клетку.

Я заплакал от щекотки и полез целоваться, подбирая губы с заплеванного дощатого пола, но моя собеседница, расставив ноги, села мне прямо на лицо, уволакивая меня в черный скользкий туннель, в котором стоял густой влекущий запах...

- Но послушай, ты же должно, ты даже просто обязано всего лишь повторять меня, - пытался убедить я свое отражение в зеркале, обнаруженном мною в окрестностях Сатурна, а отражение недоверчиво улыбалось и что-то беззвучно отвечало мне, показывая в глубь зеркального пространства, где, увы, не мог я ничего разглядеть...

- Ну что, хватит, проницатель? - спросил меня голос с неба, когда я тщетно пытался вскарабкаться на перевал, за которым - я знал это! - откроются ошеломляющие дали.

- А пошел ты! - огрызнулся я, пригладил тяжелым, но гибким языком растрепанные перья и гордо вскинул роговой гребень. - Мне никогда не хватит...

Дверь открылась, щелкнул выключатель - и вспыхнула вокруг темнота, проливаясь на кладбище старых отживших вещей, понятий и представлений. Взбивая копытами слежавшуюся пыль времен, я, как в детстве, понесся вниз по склону, не разбирая дороги, и с разгона ворвался в приклеенный к небу Пояс Ориона. Тяжело, с надрывом, дышали за спиной, четкий удар разрубил мое оледеневшее тело, и искусный мастер ловко и быстро сделал что-то с моим сердцем...

- С прибытием, дядя. - Сонный собакопаук зевнул с подвизгиваньем, клацнул семью челюстями и зябко поежился. - Сливай воду, приплыли.

- Куда приплыли? - озираясь, спросил я.

Сошедшая с картины прислонила меч к ограде и улыбнулась мне:

- Куда?.. Почему?.. Где?.. Есть ведь и что-то другое, согласись. - Ее улыбка окаменела, стала мрамором. - Не лучше ли постоянно быть в пути, чем...

Я погладил белый мрамор ее улыбки, я прикоснулся к сиреневым прожилкам на ее виске. Я всем телом прильнул к ней. Я поднял голову...

Чуть приглушившие свой свет шары как ни в чем не бывало продолжали висеть под плоскостью неба, будто бы не они только что (или вчера? или вечность тому назад?) проливались золотым дождем, устремляясь к распростершейся в ожидании Данае (или ни при чем здесь Даная, а было что-то совсем другое?..) Кубические строения застыли все теми же рядами, как надгробия на военных кладбищах, а ведь прикидывались Вавилонскими башнями, глазами Снежной Королевы прикидывались они, вовлекая меня в морок калейдоскопных видений... Тело мое прижималось к нижней плоскости этого мира, плоскости, в которую превратилась библейская давняя спутница моя, сошедшая с картины.