Время черной звезды

Прошло довольно много времени, прежде чем воин, или жрец, или хозяин авторемонтной мастерской, совмещенной с прокатом, вернулся из путешествия по внутреннему космосу. Усталый и задумчивый, сейчас он выглядел особенно сексуальным. Брови и ресницы повлажнели от выступившего пота, стали еще более темными и блестящими. Черты лица заострились. Он лежал на спине, чуть запрокинув голову, и молча смотрел в пространство перед собой.

– Получилось? – спросила шепотом Ника, осторожно поглаживая его согнутым указательным пальцем по щеке.

– Да, – также шепотом отозвался Деметриос. – Кажется, впервые.

Они переглянулись, как заговорщики.

– И о чем же ты думаешь сейчас?

– Пытаюсь утрясти все это в голове.

– Включи звук, пожалуйста. Мы партнеры или нет?

– О’кей, партнер, включаю. Так вот. – Он набрал в грудь побольше воздуха и покосился на Нику, точно проверяя, внимательно ли она слушает. – Современный человек, такой как ты и я, настолько захвачен, порабощен «культурой», что уже не обладает телом как таковым. «Культура» словно бы создает вокруг него оболочку, функционирующую в соответствии с внедренными в мозг программами. Оболочка эта ежедневно подает сигналы удовольствия-неудовольствия, комфорта-дискомфорта, означающие, что тело в порядке либо не в порядке, и если «да», человек живет своей обычной жизнью, а если «нет», обращается к врачам, «специалистам по ремонту и наладке оборудования». Непосредственный контакт с телом утрачен или нарушен. Все, что имеет так называемый цивилизованный человек, это знание о собственном теле как объекте, представляющем его перед другими людьми.

Его слова мало-помалу погружали ее в транс. Она уже догадывалась, каким будет продолжение.

– И вот однажды он решает взломать эту оболочку, прорваться к собственному телу, ощутить себя как полноценное живое существо. Одна из возможностей совершить такой прорыв – отдать себя в чужие руки. Не только умереть для того, чтобы воскреснуть, тем самым утвердив победу над смертью, но и принять безоговорочно любое проявление воли Другого. Именно это, если вдуматься, делают все страдающие, умирающие и воскресающие боги: Осирис, Таммуз, Дионис, Христос. Это не готовность подчиниться власть имеющему, господину, уклониться от принятия решения, переложить ответственность. Напротив, это предельная степень риска, сознательная передача контроля над собственным телом другому человеку с тем, чтобы он взял на себя выполнение всех культурных функций, освободив от них экспериментатора. Представь: тебе больше не нужно контролировать свое тело (или то, что ты привыкла называть телом), расшифровывать подаваемые им сигналы, принимать неотложные меры для изменения его состояния. Ты можешь целиком отдаться чисто физическим ощущениям, стать плотью и кровью, в которых пульсирует жизнь.

Медленно Деметриос повернулся на бок, придвинулся к Нике, положил тяжелую худощавую руку на ее бедро. Она застыла в тревожном ожидании. Эксцентричный полукровка рядом – впервые она видела его таким. С него слетели все маски. Открытый, уязвимый, спокойный. О чем он думает? Чего он хочет? В голове закружились вихрем сладостные и вызывающие великое смущение фантазии. Причем ей отнюдь не хотелось, чтобы он эти фантазии взял да и воплотил, такое обращение с фантазиями она посчитала бы святотатством. Но он мог сделать что-то неожиданное, что-то волнующее, отчего ее фантазии обрели бы новые грани… «Фантазия создает наше желание, – сказал он однажды, – в буквальном смысле учит как желать». Тогда Ника не очень поняла, о чем речь, но происходящее здесь и сейчас стало иллюстрацией к его словам.

Чего он хочет?

Вот где вся соль, вся суть. В ее фантазиях Деметриос видел в ней нечто необъяснимое, неформулируемое, что влекло, завораживало, очаровывало его, и свое реальное поведение она выстраивала таким образом, чтобы оно доставляло ему удовольствие и утверждало ее в качестве объекта его желания.

Крепко прижимая к кровати ее руки, раскинутые в стороны, он склонился над ней так низко, что прядь его темных волос упала ей на лоб. Запястья окольцевала боль. Надо же так схватить! Она не собиралась оказывать сопротивление, но мысль о том, что ее попытки ни к чему бы и не привели, оказалась неожиданно захватывающей. Было ли приятно сознавать свою неспособность вырваться и убежать? Нет, нет… не то. Приятность или неприятность не имели никакого отношения к тому, что чувствовала Ника.

С трудом она разобрала его тихое бормотание:

– Смешаются и кровь, и огонь, и пыль…

– Что?

– Кровь и огонь, – хрипло повторил Деметриос. – Помнишь сбор винограда в Аттике?

– Да, помню. Мы ездили… ты возил меня…

– Помнишь песни сборщиков?

– Да, да…