Время черной звезды

– Нет, не так. – Иокаста на миг отвернулась, покусывая нижнюю губу. – Ты должен переспать с ней… Хотя нет… – Она рассмеялась, и смех был искренним, без всякой фальши. – Если ты захочешь переспать с ней, Деметриос, это будет хорошо для нашего дела.

– Я подумаю, – ответил он, пряча улыбку.

Свободной рукой он дотянулся до стоящего на краю стола пузатого графина и подлил вина себе и ей.

Иокаста сделала маленький глоток. Сквозь прозрачное стекло бокала засверкали рубиновые искры. Такие же искры, но не рубиновые, а фиолетово-лиловые, вспыхнули в глубине чуть прищуренных глаз. Хищная красота.

Увидев ее впервые на вечеринке по случаю рождения в семье мэра Мегары третьего сына, Деметриос ощутил мгновенную острую неприязнь, причина которой была ему не очень понятна. Он не любил диких кошек в человеческом обличье – слишком красивых, слишком хорошо сознающих свою красоту. Однако эта держалась просто и скромно. Внимательно слушала, улыбалась краешками губ. Ее длинное платье из бежевого джерси не скрывало достоинств фигуры, но и не обнажало больше, чем позволяли приличия. Ни украшения, ни макияж не выглядели вызывающе. Так в чем же дело?

А дело в том – ответил он самому себе, выходя на открытую террасу, где на нескольких круглых столиках были расставлены блюда со свежими и засахаренными фруктами, – что эта самоуверенная гарпия уже почти уложила тебя в постель. Ты чувствуешь ее желание так же хорошо, как собственное. Чувствуешь, но не собираешься удовлетворять. Это не значит, что у нее нет шанса. Сейчас она подобна канатоходцу – одно неверное движение… Что если дальше она будет делать только верные движения? Ты попросту сбежишь, герой?

Он кинул в рот кубик засахаренного ананаса. Медленно повернулся спиной к распахнутым дверям – вечеринка стремительно набирала обороты, – сделал несколько шагов к перилам ограждения, крепко взялся за них обеими руками, точно боялся упасть, скользнул равнодушным взглядом по раскинувшимся у подножия террасы цветочным клумбам.

Звук шагов. Неужели оно – первое неверное движение? Каблуки черных лодочек, выстукивающие ритмичное цок-цок по керамограниту. Аромат духов, заряжающий атмосферу теплого греческого вечера неистовыми страстями.

– Скучаете?

Обволакивающее коварство.

– Нет, мадам.

– Хм… Интересно, понимаете ли вы, что это весьма двусмысленный ответ, несмотря на кажущуюся прямоту? – Продолжая говорить, она подошла и остановилась с ним рядом. – Он может означать: «Нет, не скучаю, во всяком случае в вашем обществе не нуждаюсь точно, так что лучше вам убраться туда, откуда вы пришли». Или: «Нет, не скучаю, хозяева щедры и радушны, гости сыты и пьяны, словом, праздник удался». Какой вариант вы считаете более подходящим?

Деметриос почти улыбнулся. Губы дрогнули, но он быстренько навел порядок на своем лице.

– Второй.

– Замечательно, – прошептала Иокаста, вблизи разглядывая его профиль. – Что же привело вас сюда, на пустую террасу?

– Цветы. – Он повел рукой. – Это, если не ошибаюсь, амариллис?

Кажется, она удивилась. Растерянно посмотрела на прекрасные белые цветки в форме граммофонов на высоких стеблях, затем опять – слегка хмуря брови, – на Деметриоса.

– Амариллис, верно. А там, дальше, настурция и гиацинт. Устроить для вас экскурсию по саду?

– Лучше скажите, что привело сюда вас.

– Забота о гостях. Я родственница хозяина. – Внимательный взгляд Иокасты задержался на его груди, где под распахнутым воротом рубашки поблескивала золотая цепочка. – Что там у вас? Амулет?

Бестактный вопрос, но Деметриос неожиданно развеселился. Ох уж эти гречанки с их патологической правдивостью и любопытством лесных зверьков! Двумя пальцами он подцепил цепочку и извлек на свет божий византийский крест из белого золота.

– О! – воскликнула Иокаста. Глаза ее расширились. – Вы православный ортодокс?

Взволнованная, она подалась вперед, так что кожей руки он ощутил тепло ее дыхания.

– Сложный вопрос. Я ношу этот крест, потому что мне надела его мать, когда я уезжал из России. Таким образом, из символа любви к богу он превратился в символ материнской любви. Верующий ли я? И да, и нет. Я не верю ни в бога иудеев, ни в бога христиан, но в какого-то неведомого бога я, безусловно, верю, потому что в трудную минуту, подобно большинству смертных, мысленно взываю к силе, способной меня поддержать.

Он умолк, и некоторое время оба – мужчина и женщина – испытующе смотрели друг другу в глаза. Интуитивной вспышкой к нему пришло понимание, что она собирается сказать нечто важное. Важное для них обоих. Да, в эту минуту он впервые почувствовал общность с ней, чуть ли не родство. Опять же интуитивно выхватил из своего монолога ключевое слово – неведомого – на которое она отреагировала.

– Вы не думали о том, что на белом свете есть люди, для которых ваш неведомый бог неведомым не является?

Интонации ее голоса изменились. Теперь он звучал почти интимно. При этом лицо оставалось абсолютно бесстрастным, неестественно бесстрастным, как будто Иокаста смертельно боялась бушующих внутри эмоций и старалась убедить себя и собеседника в том, что их вовсе нет.