Время черной звезды

Этот ночной полет по асфальтированной спирали, восходящей от Каливии к вершине Парнаса – сквозь лиловую тишину, которую вспарывал, как лезвие ножа вспарывает кекс, единственный звук, рев работающего мотора, – запомнился ей надолго. Деметриос вел свой «Харлей» уверенно, дерзко. Грудью Ника чувствовала через одежду, как играют мускулы у него на спине. В свете фары поочередно возникали и тут же проносились мимо деревья, кусты и маленькие подобия парлаклисов – часовен, – похожие на почтовые ящики.

Шальная мысль: мы оба без шлемов и одно неверное движение… Разбиться вдребезги здесь, во владениях величайшего из богов. Романтичная смерть.

Она почти поверила в неотвратимость такого финала, когда Деметриос вдруг направил «Харлей» прямо вниз – туда, где на первый взгляд не было никакой дороги. И все же! Все же она там была. Разбитая, каменистая, почти невидимая с трассы, но – была. Пару раз придорожный кустарник хлестнул Нику гибкими ветками по плечу, мотоцикл вильнул, объезжая какое-то препятствие, чуть подпрыгнул, скатился с горочки и остановился на крошечной горизонтальной площадке между громадными разлапистыми елями.

Деметриос выключил двигатель. По ушам ударила плотная, чудовищная тишина. Тишина, пропитанная запахом хвои. Ни порыва ветра, ни крика птицы. В этом абсолютном безмолвии протекла минута, после чего невдалеке заухала сова, и Ника облегченно перевела дыхание. Мир вокруг был живым, просто спящим. Все в порядке.

– Приехали, – тихо сказал Деметриос. Раздался щелчок, окружающую тьму прорезал узкий луч фонарика. – Добро пожаловать в замок Синей Бороды, дорогая.

Спрыгнув на землю, она посмотрела под ноги. Землю покрывал упругий ковер из опавших еловых игл.

– Дмитрий.

– Да?

– Ты сердишься?

Он подошел к ней вплотную. Под кроссовками хрустели шишки.

– Сержусь.

От него пахло дорогой, бензином, табаком. Запах мужчины. Ника с трудом подавила желание прижаться щекой к его плечу. Это было бы слишком… слишком сентиментально, да.

Слегка усмехнувшись, Деметриос взял ее за руку и повел к дому, темнеющему дальше, за елями. Разглядеть его в деталях не было никакой возможности, да Ника и не старалась. Ей вполне хватило впечатления куба, увенчанного двускатной кровлей, с несколькими крупными тротуарными плитками перед входной дверью и двумя фонарями под козырьком.

Деметриос первым переступил порог, посветил фонарем во все стороны. Дверь из прихожей в гостиную была распахнута настежь. Страшно ему сейчас? Или такие мужчины в принципе ничего не боятся? Жестом он велел Нике войти, закрыть за собой дверь и стоять на месте. Проверил надежность периметра – эту фразу она вычитала в одном детективе, – и вернулся обратно, на ходу убирая пистолет. Убирая. Но когда он его достал?

– Здесь есть электричество? – спросила Ника шепотом.

– Выключатель слева от тебя.

Она пошарила рукой по стене, нажала на клавишу выключателя. О, чудо! Прихожую залил теплый золотистый свет.

– Дмитрий, – опять заговорила Ника и сбилась. Он терпеливо ждал. – Дурацкий вопрос, наверное…

– Ничего, задавай. Я слышал много дурацких вопросов.

Стройный, одетый во все черное, он был возмутительно красив.

– Тебе бывает страшно? Хоть изредка.

– Да, конечно.

– И что ты делаешь со своим страхом?

– Со страхом? – Он слегка пожал плечами. – Ничего особенного. Позволяю ему быть. Но вот мешать мне исполнять задуманное не позволяю.

Стоя около двери с сумкой через плечо, Ника смотрела на него так, будто хотела запомнить на всю жизнь. Он сделал шаг, потом еще шаг, одной рукой привлек ее к себе, другой снял и поставил на пол сумку. Она подняла голову – не для того, чтобы показать свою готовность к поцелую, а для того, чтобы увидеть его готовность к чему-то большему, чем поцелуй. Хотя вот именно сейчас – когда это большее казалось особенно близким и доступным, – оно пугало до дрожи.

Сейчас?.. Но я не готова, я не…

Забавно, она все еще помнила собственную злость, вызванную промедлением, однако это ничуть не мешало ей отталкивать его руки, срывающие с нее одежду, и даже протестующе попискивать. Инстинкт, рефлекс… или как это называется. Он должен преодолеть сопротивление.

Ему известно, чего она ждет, а ей известно, что ему это известно. Так получай же, чертовка! Брошенная, как кукла, поперек кровати, Ника буквально коченеет и несколько секунд лежит без движения. Под ее безвольным телом – не то плед, не то покрывало из толстой щекочущей шерсти. Над головой – белый квадрат потолка.

За это время Деметриос успевает раздеться. Чувствуя, как пружинит под его тяжестью матрас, она выходит из ступора и вновь пытается улизнуть. Ее захлестывает паника. Этот воин-жрец с неожиданно мускулистым торсом, бронзовым от загара, что делает его похожим на фигуры, отлитые Донателло, ведь он способен на все! Если умеет быть холодным, значит, умеет быть и жестоким. Сознает ли он, где проходит граница между злокачественной агрессией и агрессией как силой жизни, чисто мужской первобытной тягой к завоеванию и овладению?