Время черной звезды

– То, что лежит в корзине, в дельфийских мистериях, как и во всех первоначальных мистериях античности, долгое время было «всеобщей священной тайной». Но теперь это уже не такая страшная тайна, за разглашением которой следует немедленная и неотвратимая кара. В корзине лежит фаллос. – Деметриос ослепительно улыбнулся. – Символизируя часть тела не подвластного смерти божества.

Ника уставилась на него в совершеннейшем изумлении.

– Фаллос? Эээ… чей?

– Жертвы второго года триетериды, которую вместо бога расчленяют менады. Эта часть тела не подвергается ни варению, ни обжариванию, ни сожжению, она просто откладывается в сторону и сохраняется. Когда же через год наступает пора пробуждения Ликнита, высохший орган может быть заменен фаллосом из фигового дерева.

Ей вспомнился жаркий день на фиванском акрополе, когда она посмотрела на стоящего рядом Деметриоса, и ей показалось, будто он вышел из-под земли. Он еще сказал тогда, что отпирает двери в чужих головах. Работает как ключ или вроде того. И вот сейчас в ее голове опять отворялись какие-то двери. Одна за другой. Одна за другой.

– Так вот почему ни одна женщина не смеет приблизиться к триподу! Каждый второй год менады берут на себя грех убийства, необходимого для функционирования оракула. Ведь расчленяя, разрывая жертву, они фактически разрывают своего бога… сохраняя фаллос. – Ее передернуло. – Чтобы оракул мог функционировать из года в год, а не только каждый второй год, «чистые» и совершают в храме Аполлона ту дополнительную церемонию, детали которой ты не имеешь права разглашать. Фиады пробуждают бога и забирают его себе, но оракул требует крови. И вы, свободные от греха…

Деметриос не сделал ни единой попытки ее остановить, она остановилась сама, услышав в своем голосе обвиняющие интонации. Минуту они молча смотрели друг на друга, как два канатоходца, застывшие над бездной и отлично понимающие, что ошибка одного будет стоить жизни обоим.

Наконец Деметиос сделал нетерпеливый жест рукой, предлагая ей вернуться к разговору. Характер приближающихся событий не допускал легкомысленного отношения к ним.

– Первый год триетериды – это год пробуждения бога, второй год – год его разрывания.

– Точно.

– Но Пифия не участвует ни в том, ни в другом, – тон, которым Ника произнесла эту фразу, был не вопросительным, а утвердительным. – Она находится на особом положении. Так же как и «чистые».

– Только ее принадлежность к тому или иному роду не значит ровным счетом ничего, – добавил Деметриос. – Значение имеют индивидуальные особенности или способности. Чтобы исполнять обязанности Пифии, нужно быть медиумом. В древние времена недостатка в таких людях не было, позже их количество значительно сократилось, однако места здесь особенные, поэтому жрецам Аполлона всегда удается найти подходящую девочку в одной из окрестных деревень. Девочку, способную общаться с той недоступной для обычных людей сферой, где Дионис властвует в год своего отсутствия.

– Как же они убеждаются в том, что девочка – медиум?

Деметриос пожал плечами.

– Такие способности трудно скрыть, впрочем, никто и не пытается это сделать. О них сообщают родители девочки, ее подруги, соседи. Жрец приезжает, гостит неделю или две в доме, где живет «странная» девочка, расспрашивает ее о снах, о видениях, о предчувствиях. Больше ничего сказать не могу, я ни разу не принимал участия в поисках Пифий, только в испытаниях. Нынешнюю отыскали в позапрошлом году. Ее зовут Эринна. Ей шестнадцать лет.

Испытания?.. Ника почувствовала себя заинтригованной.

– Речь идет всего лишь о метании жребиев, – проговорил Деметриос, заметив вспыхнувший в ее глазах стыдливый интерес, – и о погружении в транс.

– А об этом ты можешь рассказать? Например, что такое жребии?

– Ну, хм… ты представляешь себе трипод?

– Такая штука вроде большой кастрюли? Я видела иллюстрации.

Он слегка улыбнулся.