Время черной звезды

– Отвечай на вопрос! На мой вопрос отвечай, сука! – пролаял Яворский, теряя контроль над собой. – Отвечай, падла!

Он начал как строгий и неподкупный судья, а закончил как малолетняя шпана из подворотни. Визгливый, с подвыванием, голос плохо вязался с камуфляжем, заставляя неловко отворачиваться даже пришедших с ним людей.

– Хорошенькое дельце ты предлагаешь мне, Максим. Вернее, не предлагаешь. Предлагают не так. Ты стараешься меня заставить, хотя вряд ли представляешь себе мои ощущения. Я прав? – Справившись с накатившей дурнотой, Деметриос в очередной раз поднял голову и уставился Яворскому прямо в глаза. – Вероника говорила, ты боишься боли. Тебя когда-нибудь ласкали плеткой, Макс? Нет? Когда ты делаешь это с другими людьми, нужно знать, парнишка, ЧТО ты делаешь…

Вскоре он умолк, потому что на монологи уже не хватало дыхания. Во рту стоял соленый привкус крови, смешанный с горьким привкусом желчи, кровь запекалась на губах, кровь стучала в висках… Умолк, но смотреть не перестал. Он знал эту силу – силу взгляда жертвы. Сейчас он сам был жертвой для Яворского и для каждого из собравшихся в доме мужчин. И смотрел, смотрел на них, на всех по очереди.

Квадратный работал без устали, как машина. Его стараниями Деметриос уже не мог представить себе мир без боли, не помнил, как это было, и не верил, что такое может быть. Ему позволили упасть на пол, и, прижимаясь щекой к паркетной доске, он не то рычал, не то хрипел, не то стонал, не делая только одного – не отвечая на заданные вопросы. Тело его корчилось и выгибалось под плетью. Черная майка превратилась в кровавые лохмотья, облепившие исполосованный торс.

Время, которое в мирной, будничной жизни он воспринимал как непрерывно движущийся поток, сначала сгустилось до состояния киселя, а потом застыло, затвердело, замерзло. Он оказался впечатан в лед момента.

Не закрывай глаза.

Стал пленником айсберга, ледяной горы.

Зацепись взглядом за что-нибудь совсем простое и держись изо всех сил.

Присутствующие хранили молчание. Наконец один из ряженых как-то странно дернулся и, прижав ладони ко рту, метнулся из комнаты вон. На улице его, судя по звукам, вырвало в свежевыпавший снег.

– Возможно, ты останешься в живых, – прошептал ему вслед Деметриос.

Потряс головой, разгоняя туман. Встретил взгляд Иокасты и увидел, что она понимает.

21

На негнущихся ногах Ника вывалилась из грота. Налетевший моментально ветер колючими снежинками ошпарил ей лицо, заставив зажмуриться. Несколько секунд она просто стояла, привалившись плечом к каменной стене, и в отчаянии спрашивала себя, как же, черт возьми, усмирить пульс. Сердце стучало так, что было невозможно дышать. И все же, все же…

Деметриос. Нельзя терять ни секунды.

Тихонько застонав от усилий, она оттолкнулась от стены, предельно осторожно, боясь уронить, достала из кармана джинсов телефон, села на каменную ступеньку естественного происхождения и дрожащими пальцами принялась нажимать на кнопки. В голове вихрем кружились страхи: что если абонент недоступен… что если разряжена батарея… что если…

Слава богу, Филимон отозвался сразу.

– Это Ника, – быстро заговорила она, борясь с головокружением. – Я в гнезде сойки. Пожалуйста, Филимон. Они окружили дом на горе, и Деметриос отослал меня прочь, а сам… Ты слышишь?

– Да, – ответил он по-английски. – Оставайся на месте, Ника. Я выезжаю.

– Жду тебя, Филимон. Поторопись.

Выключив связь и прижав трубку к груди, она даже вспотела от облегчения. Теперь – ждать. Ждать и сохранять спокойствие.

Последнее удавалось чуть лучше, чем никак. Мысли о Деметриосе буквально сводили ее с ума. Что с ним там делают? Вот прямо сейчас. Ей не верилось, что Максим способен на убийство или на причинение тяжких телесных повреждений – на это способен скорее Деметриос, чем Максим, – но нанятые им люди вряд ли расположены церемониться с человеком, на поимку которого затратили столько времени и сил. Макс – слабак. Но именно осознание собственной слабости, мучительное осознание, может стать причиной жестокого обращения с противником, явно волевым. Так заманчиво испытать эту волю… и целый праздник – сломить ее… Подавив рыдания, Ника зажмурилась и прикусила зубами мякоть ладони.

Телефонные трели прервали ее горестное оцепенение.

– Буду через пять минут, – донесся из трубки низкий глуховатый голос Филимона. – Темно-синий «Фольксваген Гольф». Как увидишь меня, сразу спускайся. Но не раньше.

– Ясно.

Поднявшись на ноги, Ника убрала трубку обратно в карман и уставилась из кустов на зигзаг дороги, доступный для обозрения.

Уже достаточно рассвело для того, чтобы отличить синий «Гольф» от любого другого автомобиля. Вокруг громоздились горы, вершины которых были укрыты снегом, а ниже, на склонах, белое чередовалось с зеленым и черным, с густыми ельниками и острыми выступами гигантских камней. Ветер стих, и Нике даже показалось, что стало теплее. Она и не подозревала, что в самое ближайшее время это неожиданное потепление сослужит ей добрую службу.