Время черной звезды

Губы Ники раздвинулись в холодной улыбке. Если бы она видела себя со стороны, удивилась бы, насколько эта улыбка похожа на улыбку Деметриоса, когда он особенно зол. Кожа ее груди, шеи, спины ощущала движение чистого студеного воздуха, но что она замерзла, сказать было нельзя. Она не замерзла. Ее согревала изнутри лютая, неистовая, неукротимая ярость.

– Я готова, – произнесла Ника вслух, хотя, пожалуй, не смогла бы объяснить, к чему собственно.

Одеваясь, она смеялась. Резким, неприятным смехом человека, который оставил себя прежнего далеко позади.

Застегнув крючки мехового жилета, опять улыбнулась зимнему небу, в котором широкими кругами парили два белоголовых сипа, и прошептала:

– Твоя очередь, Феона. Иди же, давай. Помоги ему, греческая стервь, и я уступлю его тебе на пару часов. Если он еще жив.

22

Деметриос пришел в себя от того, что ему лили воду на лицо. Вода струилась по скулам и подбородку, раздражая ожоги и ссадины, затекая в уши. Его сотряс кашель, от которого заболели все внутренности. Водопад прекратился.

– Ну как он, в порядке? – донесся до слуха скрежещущий, механический голос, словно принадлежащий роботу.

И многократное эхо: «…рядке…рядке…рядке».

О ком они говорят?

Он шевельнулся, поднял руки, ощупал сначала себя, затем пространство вокруг. До чего смог дотянуться. До чего не смог, решил оставить как есть.

– Да, – ответом был такой же скрежет железа по стеклу. – Крепкий парень. Впрочем, я вас предупреждал.

– Он не выглядит героем.

– Герои никогда не выглядят героями. Или что вы хотели увидеть? Табличку с надписью «я – герой»?

– Тебе он, похоже, нравится.

– Больше, чем вы, босс, если честно.

На этом месте Деметриос не выдержал и засмеялся. Он вспомнил, где находится и почему.

Его подняли с пола и усадили на табуретку. Опять. Черт возьми… Стараясь дышать медленно и ровно, он сидел, слегка наклонив голову, и смотрел исподлобья на нервно курящего в углу дивана Яворского.

– Как самочувствие? – каркнул Яворский и выпустил в его сторону клуб сизого табачного дыма.

– Надо думать, это был твой искрометный юмор, – отозвался Деметриос.

– Дмитрий, давай начистоту.

– Давай.

– Я понимаю, теперь уже нет смысла убеждать тебя быть нашим проводником на земле или под землей. Вероника улизнула. Ты молодец. – Он сделал паузу, чтобы затянуться. – И я готов признать свое поражение. Но. Пойми, я собирался жениться на этой женщине. Позволь мне увидеться с ней еще хотя бы раз. В твоем присутствии, разумеется. После этого я уеду из Греции и больше никогда не напомню о себе.

Деметриос хранил молчание.

– Только мы втроем. В городе, на людях. Ну чем это может ей повредить? Подумай сам. Я же не бэтмен какой-нибудь, не терминатор…

Ни слова в ответ.

– Я хочу покончить с этим, ты тоже, – гнул свое Яворский. – Соглашайся, Дмитрий, иначе…

Тот слегка вздохнул. Лицо его было покрыто корками запекшейся крови. Слева около уха темнел синяк.

– Иначе я буду вынужден настаивать, – закончил Яворский. – Это важно для меня.

Знакомый стук каблуков. Деметриос хотел взглянуть на нее – хотя бы для того, чтобы понять, чувствует ли она себя удовлетворенной, – и в то же время не хотел. Слишком тяжело. Подойдя вплотную, Иокаста протянула ему кружку, на три четверти полную минеральной воды.

Медленно он поднял правую руку… обхватил кружку заляпанными кровью пальцами…

Расположившиеся вокруг люди внимательно следили за каждым его движением.

…дотянулся губами до края… сделал глоток, другой…

Боясь, что он выронит кружку, Иокаста аккуратно придерживала ее за донышко.

…выпив примерно половину, так же медленно отстранился.

Он не вымолвил ни слова, но все услышали облегченный вздох Иокасты и поняли, что это значит.

– Ты принял воду из ее рук, – подал голос Яворский. – Почему?

– Почему бы нет? – ответил Деметриос вопросом на вопрос.

– Она предала тебя, вот почему. Я не предавал, я честно боролся за свое, но от меня ты воду не принял, а от нее принял.

– Увы, я не способен вести беседу в той тональности, которую ты задаешь, – усмехнулся Деметриос. – Слишком пафосно.

– А ты? – обратился Яворский к улыбающейся Иокасте. – Ты довольна? Считаешь, что он искупил свою вину? Ведь он не просто оскорбил тебя. Он пустил в свою постель, которая была и твоей постелью тоже, другую женщину. И тебе достаточно того, что ему малость подпортили шкурку? Как насчет того, чтобы сделать его импотентом? Достойная месть, а?