Время действовать

Шеф сделал классическую карьеру. Пописывал, когда был студентом. Завершил учебу, стал работать политическим репортером — чтобы быть на «ты» с сильными мира сего. Возглавил на работе профсоюзную организацию журналистов — чтобы завязать хорошие отношения с газетными директорами. Уехал на несколько лет — работал корреспондентом, а затем был вызван домой и поставлен у руля. Читателей он называл «эта старушка Андерссон».

Теперь он взирал на меня и ждал, что я начну признаваться.

Я ухмыльнулся в его сторону и не издал ни звука. Он деликатно переменил позу. Наклонился над письменным столом, взял нож для разрезания бумаг и стал что-то с ним вытворять — все в соответствии со стандартным планом проведения заковыристых заседаний. Отхаркался. Под конец прищурился, глянув на меня уголком глаза, и сказал:

— Я нахожу проблемы сотрудничества особо щекотливыми.

— Хорошо, что у меня их нет, — радостно ответил я.

Он кисло скривился.

— Ко мне обратился Билл Свенссон.

— Тут нет никакой проблемы сотрудничества.

Он вдруг указал на меня ножом для бумаг.

— У нас в «Утренней газете» двести пятьдесят сотрудников и тридцать фотографов. Уже цифры говорят о том, что более высокие требования в смысле дисциплины надо предъявлять фотографам. Кроме того, — разрезальный нож выписывал в воздухе вензеля, — задания выполняют сотрудники. Фотографы с ними сотрудничают.

Он крутанул башкой, чтобы фиксировать меня уголком другого глаза.

— Ты журналист? — спросил я, прежде чем он успел продолжить выступление.

— Разумеется. — Он был явно оскорблен.

— Почему ты не спросишь сначала, что произошло?

Разрезальный ножик замер.

— Я знаю, что произошло.

— У тебя есть версия сотрудника Свенссона о том, что произошло. Ничего другого у тебя быть не может.

Он положил нож и откинулся на спинку стула. Я решил, что он готов выслушать мою версию.

— Это было дутое задание, — сказал я. — Ты обедал с членами правления, и тебя обманул какой-то директор по рекламе. Ты передал в редакцию исходные данные, которые ни на чем не основывались, а у Бронко Билла не оказалось ни характера, ни ума, чтобы все это похерить.

И тут на меня навалилась усталость. Вспомнил, как Юлле улыбнулся и кивнул: Бронко Биллу не место в этой профессии.

Шеф воспользовался паузой:

— А «Экспрессен»[28]это напечатала.

Ясное дело. «Экспрессен» тоже присутствовала на том же обеде членов правления. Для «Экспрессен» Бронко Билл — это обычный уровень.

— Я хочу поговорить о другом, — сказал я. — Умер один из журналистов «Утренней газеты». Возможно, его убили. Разве «Утренней газете» не следовало бы постараться, чтобы эта история была расследована до конца? Не следует ли «Утренней газете» выделить трех толковых репортеров, чтобы размотать весь этот сюжет?

Он сидел, удобно устроившись на стуле, и смотрел на меня сверху вниз. Бледный, а ведь летнее солнце сияло вовсю. Ротик у него был слабохарактерный, губки дрожали, но он улыбался.

— У тебя нет ни того образования, ни того опыта, которые необходимы, чтобы работать в области журналистики, — сказал он. — Это заметно. Смерть Юлле — это прискорбно. Но выяснять, как он умер, — не наша задача. У нас есть полицейский корпус, который этим занимается, есть прокуратура, которая следит за этим расследованием, и есть судебные инстанции, которые решат юридические вопросы о чьей-то вине — если таковые встанут.

— Черт, — сказал я, — если б только я мог об этом кое-что рассказать...

— Но ты не можешь. И, пожалуй, так оно и лучше.

По его мнению, это было здорово сказано. Он выпрямился на стуле и снова занялся ножиком для разрезания бумаг.

— Наша первостепенная задача — информировать об этих процессах. И лишь если что-то явно идет не так, проявляется наша вторая задача, а именно — находить недостатки.

— А кто решает, что явно?

— То есть?

— Ну, кто определяет, что то или се явно идет не так?

Он посмотрел в окно, всем своим видом показывая, что ему это чертовски надоело. Потом заговорил:

— Ты работаешь здесь почти пять месяцев. Тебе следовало бы заметить, что у нас тут организация, которая занимается такими вопросами в строго консеквентном порядке.

— Консеквентном? — переспросил я.

Шеф кивнул.

— Это что, прилагательное?

Он снова кивнул. Строго консеквентный. Надо будет заглянуть в словарь.

— Жил да был министр юстиции, — сказал я, — который вроде бы все свободное время употреблял на то, чтобы спать с блядями. Об этом тайная полиция составила секретный доклад. Премьер-министр засунул этот доклад в свой секретный ящик. Но какому-то репортеру из большой утренней газеты, что печатала в основном новости, кто-то шепнул о докладе. И большая газета сделала из этого большую сенсацию.

Шеф глядел в окошко. Теперь ему действительно было скучно, он слушал только из вежливости.

— Но секретный доклад лежал в секретном ящике, — сказал я. — И большая газета, следовательно, не могла доказать, что эта сенсация соответствует правде. Что же сделал главный редактор? Может, созвал пятерых своих лучших репортеров и сказал: «Я хочу, чтобы этот доклад был у меня на столе, и немедленно!»?