Время демографических перемен. Избранные статьи

Начиная с 2006 г., после выступления Президента Путина с Посланием Федеральному собранию в мае 2006 г., проблемы низкой рождаемости оказались в центре внимания политического истеблишмента страны, а с начала 2007 г. были введены в действие новые или усилены старые меры пронаталистской политики.

Особое внимание инициаторы нынешней активизации этой политики придают так называемому «материнскому капиталу» – сумме, равнозначной примерно 10 тыс. долл. (и подлежащей индексации), которая предоставляется в виде особого сертификата при рождении или усыновлении второго или последующих детей. Этим капиталом женщина (а в некоторых случаях и мужчина) может распоряжаться после достижения ребенком трехлетнего возраста или по прошествии трех лет с даты усыновления ребенка. Расходовать его можно только на приобретение жилья, на оплату образования детей или на формирование накопительной части трудовой пенсии матери.

Кроме того, увеличены размеры пособия по уходу за ребенком до достижения им 1,5 года и расширен круг его получателей, несколько улучшены условия получения женщинами пособий по беременности и родам, увеличен размер оплаты услуг женских консультаций и роддомов, предоставляемых на основе так называемых «родовых сертификатов», введена компенсации оплаты услуг дошкольных учреждений и т. п.

Предполагается, что пронаталистские меры государства будут наращиваться, и с этим связывают надежды на повышение рождаемости. Однако эксперты-демографы проявляют весьма сдержанный оптимизм, отмечая, что речь идет об очень сложной задаче, которую никому пока решить не удалось. Правда, есть недавний положительный пример Франции, где коэффициент суммарной рождаемости достиг в 2006 г. двух детей на женщину. Но даже если считать, что нынешний успех Франции – результат пронаталистской политики, нельзя не видеть, что она шла к этому успеху очень долго и что есть другие европейские страны, которые также озабочены низкой рождаемостью, нередко затрачивают немалые средства, чтобы добиться ее повышения, но достигают при этом очень незначительного эффекта.

Высокая смертность и низкая рождаемость накладываются в России на специфические изменения возрастной структуры. Население России стареет, но эта общая для всех развитых стран тенденция усугубляется особенностями российской возрастной пирамиды. Подавляющее большинство смертей всегда приходится на пожилых людей – после 60, а особенно после 70 лет. До начала 1990-х годов таких людей в России было сравнительно мало, потому что они принадлежали к поколениям, понесшим огромные потери во время Второй мировой войны. Но затем через 60-летний, а потом и через 70-летний рубеж стали переходить поколения, родившиеся в конце 1920-х годов и позднее. Они достигли призывного возраста уже после войны, не принимали в ней непосредственного участия и поэтому к моменту выхода на пенсию оказались гораздо более многочисленными. Это не могло не сказаться в значительном увеличении абсолютного числа смертей в предыдущем и нынешнем десятилетии. И хотя число женщин прокреативного возраста на рубеже веков в России было велико, как никогда, из-за низкой рождаемости абсолютное число рождений с 1992 г. оказалось ниже числа смертей, и началась естественная убыль населения.

Добиться того, чтобы естественный прирост населения России снова стал положительным, очень трудно, а в ближайшие 10–20 лет, скорее всего, невозможно. Нынешний режим воспроизводства населения России обеспечивает замену родительских поколений детьми всего на 60–65 %, и существенные изменения этого соотношения в обозримом будущем маловероятны даже и в случае самого благоприятного развития событий. В этом сходятся авторы всех демографических прогнозов для России.