Время демографических перемен. Избранные статьи

После освобождения М. В. приезжает в Харьков и снова работает в статистических учреждениях, естественно, на гораздо меньших должностях, занимается наукой, пишет и публикует три книги, большое число статей. В момент ареста Курман был кандидатом в члены Коммунистической партии, после освобождения и реабилитации – 19 лет спустя – вступил в ее члены. Еще в первые годы моего знакомства с ним приходилось слышать от него фразы, начинавшиеся со слов «Я как большевик…» или что-нибудь в этом роде. Что стояло за этим? Истинная вера? Страх или, по крайней мере, осторожность? Конформизм? Стремление не упустить каких-то возможностей текущего дня? Постепенно исходивший от М. В. «идеологический напор» ослабевал, он все более трезвым взглядом смотрел на нашу социальную действительность. Тревожило его и кое-что из его собственного прошлого. Он говорил, например, что чувствует вину за непосредственное участие в двух неблаговидных деяниях – введении паспортной системы и запрете абортов. Тем не менее он до последних дней оставался «большевиком», убежденным, что мы живем при социализме, нуждающемся лишь в том, чтобы освободить его от некоторых деформаций.

В Харькове М. В. оказался потому, что здесь жила его семья – жена и дочь, родившаяся незадолго до ареста. Семейная жизнь, насколько я могу судить, наладилась. Жена – Рахиль Львовна Михайлович – ждала его все годы, самоотверженно помогала после возвращения. После 18 лет ГУЛАГа руки у М.В. слегка дрожали, и почерк порой становился совсем неразборчивым. Рахиль Львовна перепечатывала все им написанное, была в курсе всех его дел.

Профессиональной же своей жизнью М. В. не был удовлетворен. Работа в Харьковском областном статистическом управлении была рутинная, неинтересная, а времени отнимала много. Он писал свои статьи и книги в свободное от работы время, страдал от отсутствия научного общения, возможностей публиковаться. Я был причастен к одной из его попыток сменить работу и видел, как она сорвалась в результате заурядной карьеристской интриги. Опасаясь конкуренции со стороны маститого несмотря ни на что Курмана, некий провинциальный прохиндей стал доказывать, что все-таки человек «с таким прошлым» не заслуживает полного доверия и не может быть поэтому взят на работу. Дело было в либеральные хрущевские времена, но общество наше не знало покаяния. Прохиндейский довод возымел действие, оскорбленному и униженному Курману, уже ушедшему с прежней работы, пришлось проситься назад, в опостылевшее статуправление. Он покинул его, только достигнув пенсионного возраста, и лишь тогда смог на несколько лет устроиться в исследовательскую лабораторию при Харьковском университете, которую он фактически и возглавил. Но и эта работа не удовлетворяла его полностью. К тому же время шло, прибавлялись годы, не становилось лучше и здоровье, подорванное в тюрьмах и лагерях. Я в то время жил уже в Москве, мы переписывались. Письма М. В. сохранились, вот несколько выдержек из них. Письма передают его тогдашнее настроение, говорят о круге интересов, но кое-что и о том, как проходила адаптация уцелевших жертв репрессий к жизни, в которую они вернулись после многолетней изоляции.