Читаем Время – деньги. Автобиография полностью

На следующее утро мы спланировали и разметили наш форт, окружность его составила 455 футов, а значит, требовалось построить такой же длины частокол из деревьев, каждое диаметром в фут, вбитых впритык одно к другому. Тотчас пошли в ход топоры, каковых у нас было семьдесят, а так как валить деревья наши люди умели, работа спорилась. Видя, как быстро падают деревья, я из любопытства заметил по часам, когда они вдвоем начали рубить сосну. Через шесть минут она уже лежала на земле, и диаметр ее оказался 14 дюймов. Из каждой сосны получалось три кола длиною в восемнадцать футов, с одного конца заостренных. Пока одни наши люди заготавливали колья, другие копали по всей окружности ров глубиной три фута, в который колья предстояло вбить; а доставили мы их из леса на своих телегах так: кузов сняли, переднюю и заднюю ось с колесами отделили друг от друга, вынув шкворень, соединявший обе части дрог, так что из каждой телеги вышло две каталки, в которые впрягли по паре лошадей. Когда частокол был поставлен, наши плотники изнутри обвели его дощатым помостом высотой в шесть футов, на котором могли бы стоять люди, чтобы стрелять из щелей. У нас была одна поворотная пушка, мы установили ее на одном из углов и тут же выстрелили, чтобы индейцы, если таковые есть поблизости, знали, чего от нас можно ждать; и таким образом наш форт, если позволительно столь торжественно именовать такую жалкую загородку, был построен за одну неделю, притом что примерно через день из-за дождя вообще невозможно было работать.

Тут я имел возможность убедиться, что довольнее всего люди бывают, когда они заняты делом. Вот и эти, когда работали, были добродушными, неунывающими и вечера проводили весело, с сознанием, что не зря прожили день; а когда работать не удавалось, сразу начинали ворчать и жаловаться: и свинина-то им нехороша, и хлеб невкусный, и все кругом плохо. Это напомнило мне одного шкипера, который взял за правило не давать своим матросам ни минуты передышки. Когда помощник сказал ему однажды, что они сделали все, что требовалось, и больше занять их нечем, шкипер ответил: «Вот как? Ну что ж, пусть отчистят якорь».

Такого рода форт, сколь он ни слаб, достаточная защита против индейцев, потому что у них нет артиллерии. Чувствуя себя в безопасности и имея куда укрыться в случае надобности, мы отважились, разделясь на группы, обследовать окружающую местность. Индейцев мы не встретили, но видели на окрестных холмах места, откуда они наблюдали за нашей работой. Устраивались они в таких местах столь искусно, что об этом стоит упомянуть. Стояла зима, им нужен был огонь, но обыкновенный костер был бы виден издали и выдал бы их присутствие. Поэтому они рыли ямы фута в три диаметром и чуть больше в глубину; мы видели, где они своими томагавками обрубали уголь со стволов сожженных деревьев, брошенных в лесу. Из этого угля они устраивали небольшие костры на дне ямы, и мы видели среди травы и бурьяна отпечатки их тел, как они располагались вокруг ямы, свесив ноги к огню, ибо они особенно заботятся о том, чтобы держать в тепле ноги. Такие костры не могли их выдать ни светом, ни пламенем, ни искрами, ни даже дымом. Было их, судя по всему, немного, и они, надо полагать, поняли, что мы для них слишком мощный враг и нападать на нас не стоит.

Наш капеллан, благочестивый священник-пресвитерианин мистер Бичи, как-то пожаловался мне, что люди ленятся слушать его молитвы и проповеди. Когда их вербовали, им, помимо жалованья и прокорма, обещали четверть пинты рома в день, и они аккуратно получали эту порцию – половину утром и половину вечером. Я успел отметить, как аккуратно они за ней являются, и теперь ответил мистеру Бичи: «Возможно, вы сочтете должность виночерпия несовместимой с вашим саном, но если бы вы стали раздавать ром сейчас же после молитвы, они бы ходили за вами по пятам». Мысль эта ему понравилась, он ею воспользовался и с помощью нескольких людей, отмерявших порции, стал выполнять все в лучшем виде; и никогда еще люди не собирались на молитву так дружно и так вовремя. Я подумал тогда, что такая метода, пожалуй, предпочтительнее, нежели наказания, предписанные некоторыми военными законами для тех, кто не присутствует на богослужениях.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное