На площади было полно народа – выступали циркачи, карлики-жонглеры, может быть, те самые, из цирка, знакомые Миры. Они подбрасывали в воздух острые кинжалы и горящие факелы, ловко их ловили и дразнили зрителей, предлагая выйти и посостязаться с ними. Зрители веселились и аплодировали.
Именно это нас и спасло – никто не смотрел вверх, на памятник.
– Мира… – Я схватил ее за локоть.
Волшебница медленно повернулась ко мне. И тихо спросила:
– Ну… все плохо?
Ей было лет двадцать пять. Или тридцать. Наверное, тридцать.
То есть она не была старой, конечно. Она была в самом расцвете сил. Зрелая женщина, высокая и красивая.
Совсем не та юная страстная Мира, с которой мы этой ночью полюбили друг друга.
– Все хорошо, – сказал я, чуть не плача. – Все хорошо, Мира. Ты красавица. Ты не старая. Все хорошо. Мы сбежали.
– Ты повзрослел, – сказала Мира. У нее по щекам текли слезы. – Ты… тебе… Двадцать пять?
Я потрогал лицо.
У меня были пышные усы. Нуждающиеся в том, чтобы их постригли.
И еще щетина на лице.
– Я же бриться не умею, – сказал я и попытался улыбнуться.
Мира кивнула:
– Я научу. Девочки много чего умеют… Грис, что это было? Как Эмир мог колдовать?
– Это был не Эмир, – сказал я.
Спрыгнул с постамента, поднял руки – и Мира шагнула ко мне в объятия. Рядом карлики принялись кидать вверх зажженные свечи и выкрикивать:
– Приходите в шапито! Посмотрите то и то!
Я отвел Миру в сторону от постамента. И показал на памятник.
Мраморный Властелин стоял рядом со своим бронзовым конем и смотрел вдаль.
– Это был наш повелитель, – сказал я. – Руна Ансуз! Он вошел в Эмира и сжег его жизнь как спичку.
Мы смотрели на статую с таким ужасом, словно боялись, что она шевельнется.
Впрочем, а почему бы и нет?
– Что нам делать, Грис? – тихо спросила Мира.
– Бежать. Быстро и далеко, – сказал я. Отвесил затрещину мальчишке-карманнику, который начал было примеряться к моему кошелю. – Идем.
– А как же Сеннера и Сект? – зачем-то спросила Мира.
Под руку, как солидная взрослая пара, мы уходили с площади Всеобщей Любви. За нами, под смех толпы, веселили народ циркачи.
– Мы им уже ничем не поможем, – ответил я.
Михаил Савеличев
Прометей-66
Эта история началась самым обычным летним утром 1966 года в Академгородке – передовом форпосте советской науки. Солнце осветило подошвы кед главного героя нашего рассказа – научного сотрудника Института тектологии Бориса Эпштейна, который лежал под легковым автомобилем «Москвич» и в очередной раз выяснял причину отказа машины выполнять свои обязанности по перемещению владельца из точки А в точку Б: из поселка коттеджей на проспект Науки.
Владелец автомобиля – прогрессивный американский ученый и нобелевский лауреат Ричард Фейнман – сидел рядом на корточках и пытался развлечь своего юного и явно не выспавшегося друга словами ободрения и легкой лести:
– Вы очень хорошо разбираетесь в водяных двигателях, Борья, – говорил Ричард по-русски свободно, и лишь легкий акцент все еще выдавал в нем иностранца.
Следует заметить: поводом для их знакомства как раз и послужила данная машина, несколько месяцев назад сошедшая с конвейера Московского завода малолитражных автомобилей, но категорически не желавшая работать так, как должна работать надежная советская техника. После одной из публичных лекций, которую знаменитый физик читал в Новосибирском государственном университете, Борис предложил свои услуги автомеханика громко чертыхающемуся нобелевскому лауреату, ибо тот безуспешно пытался завести выданный ему служебный автомобиль. «Москвич» подчинился Борису с полуоборота ключа, и было совсем не понятно – почему у Ричарда он ведет себя столь строптиво.
Борис хотел пошутить, что для нобелевского лауреата профессор Фейнман слишком плохо понимает в автомобилях, но счел подобную реплику невежливой и сказал:
– Перед поступлением в университет я проходил двухгодичную трудовую практику на МЗМА. Руки еще помнят!
Знаменитый физик, щурясь на встававшее солнце и слегка поеживаясь от бодрящей сибирской прохлады, был склонен не только польстить, но и воспользоваться случаем углубить познания в советской науке:
– Тогда, Борья, откройте главную коммунистическую тайну – как двигатель автомобиля получает энергию из одной только воды? Вы знаете – такое невозможно по физическим законам. У воды отрицательная теплота образования.
– Ваша физика ошибается, профессор, – ответил Борис, оттирая ладони тряпкой. – Практика – критерий истины. Машина работает. Можете ехать.
– Вы – волшебник, – с чувством сказал Ричард и протянул руку пожать перепачканную смазкой ладонь молодого друга.
– Ну, что вы, – смутился Борис, отвечая на крепкое рукопожатие.
– Не только конкретно вы, Борья, хотя и вы, конечно, а вы все – советские ученые. Ведь что такое волшебство? Нарушение законов природы.
– Будь я волшебником, – улыбнулся Борис, – я не машину вам чинил, а самоходную русскую печь заказал. Или Змея Горыныча – вместо самолета.