Время для развития

Прежде чем двигаться дальше и объяснять, как мы видим практическую реализацию всех трёх условий управляемого развития экономики, следует вспомнить более ранний практический опыт управления экономикой в условиях существенно большей степени планирования, чем в современных монополиях. Действительно ли мы определили все недостающие условия? Начнём с советского директивного планирования. Было ли принципиальное отличие у проблем управления развитием народным хозяйством в тех условиях? Приводит ли практика не просто планомерного развития позаказного производства, а директивного планирования советского типа к каким-то иным управленческим проблемам? Может быть, там было все совершенно иначе, и даже категории проблем были иные?

2. Проблемы народнохозяйственного планирования в позднем СССР

В 1960–90‑е годы в Советском Союзе планирование было трансформировано по сравнению с более ранними периодами за счёт двух существенных новаций. Во-первых, после 1965 года, в ходе реформы Косыгина, были приняты стоимостные методики обоснования проектов. Также они вошли и в укрупнённые плановые показатели. Во-вторых, на практике стали использоваться математические методы и информационные технологии. Автоматизированная система плановых расчётов (АСПР) Госплана СССР была первой в истории реальной попыткой планомерного управления развитием с использованием их возможностей. На практике эта система уже в начале 1970‑х годов (то есть будучи ещё, по сути, пилотным проектом) показала такую эффективность и принесла такую экономию народному хозяйству, что её развитие не останавливалось почти до конца существования СССР, и, по сути, на практике продемонстрировало тот эффект, который в наши дни ожидается от цифровизации[117]. Но были проблемы, которые математические методы не могут решить по определению. Не имея единого критерия оптимизации социально-экономического развития, но при этом работая в условиях стоимостных методик обоснования и отбора проектов, система стала воспроизводить эффект, предсказанный в теореме Аганбегяна — Багриновского: уход от общего максимума в пользу локальных максимумов. На практике и в условиях аппаратной борьбы советской бюрократии это проявлялось в её зависимости от лоббизма групп влияния из разных отраслей и политических установок. Решения принимались с искажениями, под давлением отраслевых группировок, поскольку «посчитать и показать, как правильно» в таких условиях было невозможно. В результате сами плановые органы стали вести себя как ведомственная группировка, занимающаяся переложением ответственности с себя на «объективные обстоятельства». Так, Ю. В. Яременко пишет, что даже само итоговое решение о переходе к рынку вместо директивного планирования не было самоочевидным[118]. Он даже отмечал, что эта идеология была своего рода прикрытием, призванным теоретически объяснить отступление плановых органов под давлением внешних обстоятельств, стремлением снять с себя ответственность за результаты хозяйствования, переложив их на «невидимую руку»[119]. То есть Ю. В. Яременко вскрывает процесс развития бюрократических структур как преследующих свои частные, локальные интересы и призывает к их внимательному изучению. То есть он привлекает внимание к логике поведения управленческой прослойки в условиях, когда постановка оптимизационной задачи невозможна ввиду отсутствия единого критерия эффективности.

При этом специалисты по истории АСПР отмечают способность специалистов Главного вычислительного центра Госплана, эксплуатирующих эту информационную систему, в значительной мере выявлять «враньё с мест» с помощью системных критериев, снижая ущерб от недостоверных данных на входе[120]. Также отмечается неспособность мотивировать предприятия предоставлять реальные данные для планирования и достигать запланированных целей[121]. Мы в этом видим распространение логики превалирования частных, локальных интересов над общественными уже и на уровень управления на местах.

Результат — окончательный уход от планомерно развивающейся к рыночной экономике, которая закономерным образом после этого оказалась втянута в глобальную экономику в качестве периферии. Но ведь в СССР были и суверенная экономика, и оптимальная, для той ситуации, организационная форма авангардных структур развития (мощная система генерации и передачи знаний, состоящая из академического, отраслевого, вузовского и заводского секторов науки). Не было критерия оптимизации планов развития. В результате управление скатилось к бюрократизму, аппаратным играм и увело передовую страну в небытие.