Не знаю, чего я, собственно, ожидал, но только не того, что увидел. Земной шар был похож на снимки в учебниках по географии, а еще больше — на телеизображение в зале ожидания на станции Супер-Нью-Йорк. И в то же время совсем не похож. Разница была примерно такая же, как между угрозой, что сейчас вам дадут под зад, и настоящим пинком.
Не снимок, не изображение. Живая Земля.
Во-первых, она не висела в самом центре экрана; шар был сдвинут к краю иллюминатора, и корма нашего корабля отъела здоровый кусок Тихого океана. А во-вторых, она вращалась, уменьшаясь в размерах. Пока я разглядывал ее, она на глазах съежилась чуть не вполовину, становясь при этом все более круглой. Да, Колумб был прав.
С моего наблюдательного пункта была видна оконечность Сибири, потом Северная Америка, затем слева направо проплыла северная часть Южной Америки. Над Канадой и восточной частью Штатов нависли густые облака — в жизни не видал такой белизны: белее, чем полярные шапки. А прямо напротив Солнце отражалось от поверхности океана и слепило глаза. Другие части океана в разрывах облаков казались почти багровыми.
Она была настолько прекрасна, что у меня перехватило дыхание — так хотелось дотронуться до нее рукой.
А вокруг сияли звезды — крупные и куда более яркие, чем когда смотришь на них из старушки Америки.
Вскоре у иллюминаторов образовалось настоящее столпотворение. Малышня теребила родителей, родители, приговаривая: «Сейчас, сейчас, детка», глазели в космос и отпускали глупые замечания. Мне это надоело. Я уселся в кресло, пристегнул один ремень, чтобы не взлететь ненароком, и погрузился в раздумья. Знаете, а ведь испытываешь какую-то гордость при мысли о том, что родился на такой большой живописной планете. Как выяснилось, я все-таки многого на ней не успел повидать, несмотря на путешествия во время уроков географии, скаутский поход по Швейцарии и каникулы, проведенные с Джорджем и Анной в Сиаме.
И теперь у меня уже не будет возможности наверстать упущенное. От этой мысли как-то взгрустнулось.
Из задумчивости меня вывел знакомый голос:
— Уильям, мальчик мой, ты чего приуныл? Поташнивает?
Пижон Джонс! Убейте меня зонтиком! Знал бы я, что он собирается эмигрировать, я бы дважды подумал, прежде чем трогаться в путь.
Я спросил, откуда он, черт побери, взялся.
— Оттуда же, откуда и ты, естественно. Я задал тебе вопрос.
Я проинформировал его, что меня не тошнит, и поинтересовался, что навело его на такую мысль. В ответ он схватил меня за руку и, рассмеявшись, показал на красное пятнышко от укола. Я с силой выдернул руку.
Он снова засмеялся и сунул мне под нос свою руку, на которой горело такое же пятнышко.
— Не суетись, дружище, — сказал он. — Как видишь, от этого не застрахованы даже лучшие из лучших. — И добавил: — Пошли прошвырнемся, пока нас опять не пристегнули.
Я согласился. Вряд ли я выбрал бы его в друзья, но все-таки, что ни говори, знакомое лицо. Мы добрались до люка, ведущего на соседнюю палубу. Я начал спускаться, но Джонс остановил меня:
— Давай сходим в рулевую рубку!
— Чего? Так нас туда и пустили!
— Попытка не пытка. Айда!
Мы развернулись и двинулись по короткому проходу, в конце которого маячила дверь с надписью: «Рубка управления. Вход воспрещен». Кто-то внизу приписал: «Это к тебе относится. Понял?» А ниже: «Да неужели?»
Джонс подергал за ручку. Дверь была заперта. Рядом торчала какая-то кнопка, он нажал — и дверь широко распахнулась. Прямо перед нами стоял человек с двумя нашивками на воротнике. За ним сидел другой, постарше, с четырьмя нашивками.
— Кто это, Сэм? — спросил сидевший. — Скажи им, что они не на базаре.
— Чего вам надо, ребята? — осведомился первый.
— Сэр, простите, нас очень интересует астронавигация, — выпалил Джонс. — Вы позволите нам войти?
Я понял, что сейчас нас выставят вон, и уже повернулся, когда старший вдруг сказал:
— Черт с ними, Сэм, пускай заходят! Младший пожал плечами:
— Как скажете, шкипер.
— Держитесь за что-нибудь, — приказал капитан, когда мы вплыли внутрь. — Не бултыхайтесь перед глазами. И чтобы ничего не трогали, иначе уши отрежу. А теперь докладывайте — кто такие?
Мы представились.
— Рад познакомиться, Хэнк. И с тобой тоже, Билл, — сказал капитан. — Приветствую вас на борту.
Он протянул руку и коснулся рукава скаутской формы, который опять выполз наружу.
— Что это у тебя, сынок?
Я покраснел и рассказал, как меня пропускали через контрольный пункт.
— Хотел контрабандой провезти, да? — усмехнулся капитан. — Слышь, Сэм, он таки заставил нас взять незаконный груз! Выпьешь чашку кофе, сынок?
Оба они жевали бутерброды и пили кофе — не из чашек, разумеется, а из пластиковых бутылочек с сосками, словно младенцы. Я отказался. Укол мисс Эндрюс свое действие оказал, но рисковать мне не хотелось. Хэнк Джонс тоже отказался от кофе.
Иллюминатора в рубке не было. Его заменял большой телеэкран, расположенный прямо на носу, но он был выключен. Да-а, подумал я, видела бы миссис Тарбаттон, что капитан даже не смотрит, куда мы летим! И, похоже, его это не колышет.
Я спросил про иллюминаторы. Это только для пассажиров, объяснил капитан.