Время для звёзд. Небесный фермер. Книга 11

Скоро он поправился, но Финкельштейн от его услуг отказался. Поэтому я выпросил нам обоим небольшой отпуск — прошвырнуться и обследовать окрестности. Поль разрешил.

В конце второй светлой фазы мы все испытали сильное потрясение, обнаружив в западной оконечности долины лишайник. Мы думали, что нашли на Ганимеде местную форму жизни. Но тревога оказалась ложной: тщательное обследование показало, что это не только земное растение, но и разрешенное к эмиграции советом по биономии.

Однако Наша находка свидетельствовала, что жизнь распространяется, укореняется на планете, даже за три тысячи сто миль от места первоначальной высадки. Мы горячо обсуждали, принесло ли споры сюда ветром, или их случайно занес кто-то из строителей энергостанции, но в сущности это не имело значения.

Мы с Хэнком решили пройти немного дальше — а вдруг и там найдем лишайник? Ведь это место лежало в стороне от маршрута, которым отряд двигался со стоянки номер один. Полю мы не стали докладывать, куда намылились: боялись, что он наложит вето, потому что от лагеря до участка с лишайником было неблизко. Командир велел нам далеко не уходить и вернуться к шести часам утра в четверг, чтобы успеть свернуть лагерь и добраться до места встречи с «Джиттербагом».

Я согласился, так как вовсе не собирался забредать в какую-нибудь глушь. Меня не очень волновало, найдем мы лишайник или нет, и к тому же мне нездоровилось. Но об этом я умолчал — обидно самому лишать себя единственного и неповторимого шанса поглядеть на окрестности.

Лишайника мы не нашли. Зато мы нашли кристаллы.

Мы потихоньку шагали вперед; несмотря на боль в боку, я чувствовал себя счастливым, как школьник, вырвавшийся на волю. Хэнк снимал никому не нужные виды причудливых скал и потоков лавы и разглагольствовал о том, что заведет хозяйство здесь, в Счастливой долине.

— Знаешь, Билл, — заливался он, — тут понадобятся настоящие фермеры-ганимедцы, чтобы научить уму-разуму земных салажат. А кто лучше меня разбирается в ганимедском сельском хозяйстве?

— Да почти любой, — уверил я его. Он меня проигнорировал.

— Местечко что надо, — продолжал он, оглядывая окрестности, напоминавшие поле битвы после Армагеддона. — Куда лучше, чем вокруг Леды.

Я согласился, что свои достоинства тут есть. Но это не для меня. Не хочу жить там, где не видно Юпитера.

— Ерунда! — заявил Хэнк. — Ты зачем сюда пожаловал — небо разглядывать или ферму основать?

— Это вопрос спорный, — признался я. — Мне то так кажется, то этак. А порой я и вовсе не понимаю зачем.

Но Хэнк меня не слушал.

— Видишь ущелье — там, наверху?

— Да, конечно. А что?

— Если мы пересечем этот маленький глетчер, то сможем добраться до ущелья.

— Зачем?

— Мне кажется, оно ведет в другую долину — а вдруг она лучше нашей? Туда никто не поднимался, я знаю, сам был членом топобанды.

— Я как раз пытаюсь помочь тебе забыть прошлое, — сказал я. — Слушай, на кой нам сдалась эта долина? На Ганимеде сотня тысяч долин, которые никто не видел. Ты что, серьезно туда намылился?

Мне неохота было лезть в ущелье и удаляться от лагеря. Есть что-то гнетущее в девственных ганимедских пейзажах. Тут так тихо — тише, чем в библиотеке. Не то что на Земле — там всегда слышны какие-то звуки, даже в пустыне. Проходит час-другой, и это безмолвие, и голые скалы, и лед, и кратеры начинают действовать мне на нервы.

— Пошли! Не дрейфь! — сказал Хэнк и полез наверх.

Ущелье не вело ни в какую долину; оно образовывало нечто вроде коридора в горах. Одна стена была поразительно ровная, будто кем-то обтесанная. Мы прошли вперед, а потом я решил повернуть обратно и остановился, чтобы позвать Хэнка, который вскарабкался на выступ на противоположной стене, намереваясь запечатлеть картину на пленке. Я повернулся — в глазах мелькнуло цветное пятно. Я подошел поближе. Это были кристаллы.

Я уставился на них, а они, казалось, на меня.

— Эй, Хенк! — позвал я. — Давай сюда на полусогнутых!

— В чем дело?

— Иди сюда! Здесь есть что щелкнуть!

Он спустился и подошел ко мне. Ахнул, затаил дыхание, потом наконец выдохнул:

— Черт! Зажарьте меня в пятницу!

И принялся щелкать затвором. Я в жизни не видал таких кристаллов, даже сталактиты в пещерах не шли ни в какое сравнение. Кристаллы были шестигранные, изредка попадались трехгранные, а некоторые сверкали аж двенадцатью гранями. Их было видимо-невидимо — от маленьких, похожих на грибочки, до стройных длинных клинков по колено высотой. Потом мы нашли и по грудь.

Это были не просто призмы — они ветвились, изгибались… но что нас вконец сразило, так это расцветка.

Они сияли всеми цветами радуги и на глазах меняли окраску. В конце концов мы пришли к выводу, что они вообще бесцветны, просто преломляют свет. По крайней мере, так утверждал Хэнк.

Он отснял целую пленку и сказал:

— Пошли посмотрим, откуда они растут.

Мне не хотелось. Меня вымотал подъем, а правый бок давал о себе знать на каждом шагу. Наверное, у меня кружилась голова: когда я смотрел на кристаллы, они начинали водить хоровод, и мне приходилось прищуриваться, чтобы их остановить.