Время дня: ночь

— Ну, это уже как получится! — ответил священник. — На то воля Божия. Ваше дело — не сказать ничего лишнего, не оклеветать… По крайней мере сознательно… Отвечать как можно проще, формальнее, ничего не уточняя. Можно всегда сослаться на память. Ведь прошло несколько лет с тех пор, как вы прекратили с ним встречаться… Положитесь на Господа… Он не оставит… Мы сейчас не можем предположить всего, что они захотят узнать… Хорошо, что вы пришли… Вы правы: будет лучше, если они не станут связывать дело Санитара с… другими делами… Если завтра меня снова о вас спросят, то скажу, что мы не знакомы… Да и на самом деле, разве так уж часто мы с вами виделись в последнее время? Раз в месяц… У меня в храме бывает много людей… Я не обязан всех помнить… Теперь нам на самом деле лучше воздерживаться от контактов… Если случится что-то чрезвычайно серьёзное — дайте знать через вашу жену… Однако, вам опасаться нечего…

С этими словами отец Алексей поднялся, благословил юношу, проводил его до калитки.

"С Богом!" — услышал Саша из темноты, за спиною, уже шагая в сторону от забора, к асфальтированной тропе, что должна была быть где-то впереди, за деревьями…

Несколько минут Саша искал дорожку. Наконец, споткнувшись об её выступавший край, он зашагал к станции, то и дело останавливаясь из опасения оступиться и сойти на землю.

"Если бы КГБ захотел, легко бы мог на этой тропе сделать всё, что угодно, и с отцом Алексеем, и сейчас — со мной…" — подумал он.

Вскоре глаза его стали привыкать к темноте и различать очертания дорожки. Зашагав более уверенно, он неожиданно услышал сзади какой-то шум, резко остановился — и сразу же кто-то сзади толкнул его в спину.

— Ах! Твою мать! — услышал он. — Кто тут?!

— Я… — Саша не нашёл, что сказать лучше.

— "Я"… — передразнил его грубый мужской голос. — Головка от хреня!"

Чья-то тень обошла его и, не сказав ничего больше, двинулась вперёд, оставляя Сашку в испуге и недоумении.

Некоторое время он ещё неуверенно шагал вперёд и, когда понял, что грубый дух аборигена растворился, исчез бесследно в той среде, откуда появился, всё ещё чувствуя себя неловко, Саша пошёл быстрее.

На перроне, у самого спуска с лестницы, стоял мужик в телогрейке.

Отступать было глупо и нелепо. Саша направился мимо него.

— Это ты, что ли, был там? — спросил мужик показывая рукой в сторону темноты, откуда пришёл Саша.

— Да…

— Закурить есть?

— Нет. Не курю…

Он двинулся по перрону туда, куда предполагалась прибыть головная часть поезда.

Остановившись поодаль он оглянулся. Мужик остался стоять на том же месте.

"Рашшина!" — вспомнил он анекдот из жизни, рассказанный как-то Санитаром о каком-то своём знакомом, русском длинноволосым хиппи, который, однажды встретив где-то коротко стриженного молодого парня в пиджаке, с презрением обозвал его "рашшиной"…

Но тут мысли его снова вернулись к действительности…

"И как он может жить тут, в такой глухомани?!"

Было тихо, будто всё умерло навеки. Чтобы нарушить эту тишину, юноша шаркнул ногой — и услышал эхо, отражённое от противоположного перрона.

"Почему все думают, что я боюсь КГБ?" — продолжал он свою думу. — "Ведь на самом-то деле, как говорит отец Алексей, мне совершенно нечего опасаться. И я это знаю. Поэтому и играю с ними "в прятки". А вот отцу Алексею и моей жене, действительно, есть чего бояться. Ведь им могут очень легко "пришить" дело… Они ошибочно думают, что и я боюсь… А боюсь ли я?"

Саша прошёл ещё вперёд, до самого конца перрона, поёжился от холода, стал растирать голые замёрзшие локти.

"Отец Алексей мне даже чаю не предложил… Просидели целый час в холодной тёмной комнате… У меня зуб на зуб не попадал от холода — а он, видно, подумал, что это — от страха!" — Саша ухмыльнулся. — "Наверное, он про чай не подумал, так же, как и я, выйдя из своего дома: ведь всё это не имеет значения по сравнению с тем, что происходит… Неужели он тоже боится? Ведь это так не похоже на него, всегда вдохновлявшего нас своим примером… Нет! Это невозможно! Он — не такой!"

Вдалеке, над уходящими в темноту рельсами, показался далёкий мерцающий свет. Будто огромная комета сорвалась с тёмного неба, упала на рельсы и катится, сметая всё на своём пути. Скоро она сожжёт Сашку вместе с перроном и мужиком в телогрейке, и покатится дальше, к Москве; влетит туда, сомнёт Ярославский вокзал, разметёт вокруг поезда, раздавит электронное табло с расписанием их прибытия и отправления, железобетонное здание с кассами; перескочит через Проспект, накроет Казанский вокзал, полетит дальше, через Садовое Кольцо, к центру, пока, наконец, не достигнет Лубянки…

Поезд неожиданно остановился, несколько десятков метров не доехав до конца перрона.

Саша опомнился — бросился по перрону назад. Уже мужик в телогрейке вошёл в свой вагон. А Саша всё ещё бежал, разрезая локтями холодный жгучий воздух. Наконец, он ворвался в передние двери, закрывшиеся с шипом за его спиной, обернулся, прислонился лбом к металлическим прутьям, на окнах, закрыл глаза, всё ещё вместе с огненным шаром продолжая лететь дальше…

Рукопись