Читаем Время должно остановиться полностью

– Очень жаль, – повторила миссис Окэм.

– О чем это ты? – спросила ее Королева-мать.

– Себастьян скоро нас покинет.

– Не будет больше уроков, как не мям-мямлить, – сказала миссис Твейл, смакуя слово. – Впрочем, ему это только доставит радость.

– Тебе нужно как можно лучше распорядиться временем, которое у тебя здесь еще осталось, – сказала Королева-мать.

– О, он сумеет, сумеет, – заверила ее миссис Твейл и издала едва слышный короткий смешок. – Вот мы и у ступеней, – уже с серьезным видом предупредила она. – Если не забыли, то их всего пять. Ногу поднимаем невысоко, но шаг делаем широкий.

Эпилог

Зенитные орудия на Примроуз-Хилл открыли беспорядочную стрельбу, и, хотя пустыня осталась в далеком прошлом, как и кошмарное завывание пикирующих самолетов, Себастьян почувствовал приступ знакомого трепетного напряжения. Словно он был скрипкой с завязанными узлами струнами, которые как раз настраивали, с упрямой силой натягивая все туже и туже, пока не начинало казаться, что струна вот-вот лопнет. Станет легче, если начать двигаться, подумал он и вскочил, но слишком резко. Бумаги, сложенные на подлокотнике кресла, стали разлетаться по полу. Он наклонился и попытался начать ловить их еще в полете той рукой, что была ближе к ним. Но как раз эта рука у него отсутствовала. «Идиот!» – отругал он себя. Уже давно с ним не происходило ничего подобного. Заставив себя прибегнуть к ставшей привычной методе, он собрал листы той рукой, которая оставалась в его распоряжении. Пока он был поглощен этим занятием, шум снаружи стал утихать, а потом вдруг наступила блаженная тишина. Он снова сел на место.

Отвратительное ощущение! Но в нем присутствовал по меньшей мере один позитивный момент: напоминание о том, что ты больше не находился в том же теле, которое вело себя наперекор твоим истинным желаниям и устремлениям. Neti, neti – ни то, ни это[82]. Сомневаться не приходилось. Но, конечно же, подумал он, сомнений не было и прежде, в те ушедшие дни, когда он и хотел бы сказать «нет» своей чувственности, но не мог. Разница заключалась лишь в том, что при тех обстоятельствах сдаваться на милость чужому телу представлялось забавой, тогда как сейчас это превращалось в дикость.

Зазвонил телефон. Он снял трубку.

– Алло!

– Себастьян, дорогой!

На мгновение ему почудился голос Синтии Пойнз, он уже начал придумывать предлоги, чтобы вежливо отказаться от неизбежного приглашения.

– Себастьян? – повторил голос, когда никто не ответил, и, к огромному облегчению, он понял свою ошибку.

– О, это ты, Сьюзен! – воскликнул он. – Слава тебе, Господи!

– А за кого ты меня принял?

– Так, за другого человека…

– За одну из своих бывших возлюбленных, надо полагать. Которая звонит, чтобы закатить сцену ревности. – Хотя тон Сьюзен был игривым, в нем проскальзывал и саркастический упрек. – Она оказалась недостаточно красивой для тебя – я угадала?

– В самую точку, – согласился с ней Себастьян.

Хотя Синтия Пойнз была не только пассивно, от природы хороша собой, но и активно проповедовала сентиментализм, числилась среди литературных снобов и обладала печально известной слабостью к мужчинам, несмотря на это она ухитрялась оставаться образцовой молодой матерью.

– Но разве не должны мы в первую очередь поздравить друг друга с Новым годом? – спросил он, меняя интонацию.

– Для этого я и позвонила, – сказала Сьюзен.

И она продолжила, выразив надежду, что 1944 год начался для него успешно, а закончила чуть ли не молитвой, чтобы пришел долгожданный мир. А между тем все трое ее детей подхватили простуду, а у Робина даже поднялась температура. Ничего трагического, конечно, но поневоле за них тревожишься. Зато, к счастью, стала гораздо лучше себя чувствовать ее мама, а Кеннет только что сообщил о появившемся у него шансе получить перевод на службу в Англию – лучший подарок к Новому году, о каком она только смела мечтать!

Затем трубкой завладела тетя Элис и начала свой обычный гамбит:

– Как дела на литературном фронте?

– Пока отстреливаемся, – ответил Себастьян, – но могут понадобиться подкрепления.

Когда ты говорил с тетей Элис об искусстве, философии или религии, бодрость и веселый голос становились обязательными.

– Надеюсь, что ты напишешь еще одну хорошую пьесу, – прозвучала оптимистическая фраза.

– К счастью, – сказал он, – у меня осталось пока достаточно денег, заработанных на предыдущей постановке пять лет назад.

– Тогда прислушайся к совету умной женщины: не вкладывай ни пенни в акции японских компаний.

Пошутив на темы финансовых руин, оставшихся от Дальнего Востока, тетя Элис вдоволь посмеялась, а потом спросила, слышал ли он анекдот об американском капрале и архиепископе Кентерберийском.

Он слышал его не раз, но, не желая лишать ее удовольствия, попросил рассказать. И потом, когда веселая история подошла к концу, издал все полагавшиеся звуки.

– А теперь у меня снова рвет из рук трубку Сьюзен, – закончила разговор она.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века