Время должно остановиться

Только в глазах заметил он различие между своей фантазией и ее земным воплощением. Мэри Эсдейл его грез неизменно опускала взгляд, когда он смотрел на нее. И каким уверенным был его собственный воображаемый взор, каким твердым и властным! Как у отца. Но это была уже не мечта, а реальность. И в реальной жизни он оставался по-прежнему застенчив, а эти темные глаза сейчас в упор, чуть иронично осматривали его, от чего ему сделалось до крайности неуютно. Он сморгнул и вынужден был отвести взгляд в сторону.

– Уж ты-то в совершенстве владеешь языком английских монархов, Вероника, – продолжала скрипеть миссис Гэмбл. – Преподай ему несколько уроков, пока он гостит у нас.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, – сказала Вероника Твейл таким тоном, словно зачитывала абзац из руководства по викторианскому этикету. Она снова вгляделась в лицо Себастьяну, уголки ее красивой лепки губ чуть изогнулись в едва заметной улыбке. Затем она отвернулась и принялась чистить оставшуюся часть груши для миссис Гэмбл.

– Дайте же бедному мальчику спокойно поесть, – сказал Юстас, который давно сел на место и уже почти закончил свой суп.

Благодарный Себастьян отошел к отведенному ему стулу.

– Мне следовало предупредить тебя о нашей Королеве-матери, – продолжал Юстас жизнерадостно. – Она кусается еще хуже, чем лает.

– Юстас! Никогда не слышала прежде подобных дерзостей!

– Это потому, что вы никогда не прислушиваетесь к собственным словам, – парировал он.

Старая леди возмущенно фыркнула и погрузила вставные зубы в следующий кусочек груши. Сок побежал по ее подбородку и закапал на бутоньерку с каттлеями, приколотую к корсажу.

– Что касается миссис Вероники Твейл, – продолжал Юстас, – то эту молодую женщину я знаю слишком мало, чтобы дать тебе какой-либо совет относительно поведения с ней. Тебе придется приспосабливаться самому, когда она начнет давать тебе уроки речи. Вам нравится давать уроки, миссис Твейл?

– Это зависит от способностей и восприимчивости ученика, – серьезно и даже несколько мрачно ответила она.

– И как на ваш взгляд, наш мальчик выглядит достаточно умным?

Себастьяну снова захотелось ускользнуть из-под пристально изучающего взгляда этих темных глаз. Но она была так красива в своем сером платье, кожа ее шеи поражала гладкой белизной мраморной колонны, а вот грудь казалась не слишком объемной.

– Весьма, – сказала миссис Твейл после паузы. – Но, разумеется, – добавила она, – когда речь идет об исправлении бормотания, ни в чем нельзя быть уверенной. Бормотание – предмет довольно-таки трудный, вы не находите?

И прежде чем Юстас успел ответить, она издала типичный для нее чуть сдавленный и краткий смешок. Но он действительно длился мгновение, а потом на ее лицо вернулось величавое выражение мраморной скульптуры. Аккуратными движениями она начала снимать кожуру с мандарина.

Миссис Гэмбл повернулась в сторону своего зятя.

– Сегодня днем ко мне заходил мистер де Вриз. Так что мне известно о вашем с ним совместном обеде.

– «От кого невозможно ничего утаить», – процитировал слова молитвы Юстас.

Миссис Твейл вскинула ресницы, чтобы бросить на него быстрый взгляд сообщницы, а потом снова уперла глаза в тарелку.

– Это очень поучительный образчик современного молодого человека, – продолжал он.

– Мне он нравится, – произнесла Королева-мать с некоторым вызовом.

– А он так просто без ума от вас, – сказал Юстас с почти откровенной иронией. – Любопытно, однако, как у вас обстоят дела с вашим Эйнштейном, миссис Твейл?

– Я стараюсь, – ответила она, не поднимая глаз.

– Держу пари, что стараетесь, – сказал Юстас, подпустив игривости в свой тон.

Миссис Твейл посмотрела на него, но на этот раз в ее взгляде не читалось ни признака общности, ни намека на понимание юмора – только каменная холодность. Юстас тактично сменил тему разговора.

– Сегодня у меня состоялась продолжительная беседа с Лауриной Аччьяиулоли, – сообщил он, снова обращаясь к миссис Гэмбл.

– Что? Разве она еще не покинула нас? – Голос Королевы-матери звучал разочарованно, чуть ли не огорченно. – Мне казалось, что эта женщина смертельно больна, – добавила она.

– По всей видимости, ее болезнь не так уж страшна, – сказал Юстас.

– Да, порой они мучаются долгие годы, – прохрипела миссис Гэмбл. – Ваша матушка покинула этот мир уже давно, не так ли, Себастьян?

– В тысяча девятьсот двадцать первом году.

– Что? – почти вскрикнула она. – Когда? Вы снова мямлите.

– В тысяча девятьсот двадцать первом году, – повторил он громче.

– Нет нужды так орать, – пролаял призрак старшего сержанта. – Я не глухая. Вы связывались с ней с тех пор?

– Связывался? – переспросил он ошеломленно.

– Через медиума, – пояснил Юстас.

– О, теперь понятно. Нет. Не связывался. Даже не пытался.

– Не по религиозным соображениям, я надеюсь?

Юстас громко рассмеялся.

– Какой нелепый вопрос!

– Он вовсе не нелепый, – огрызнулась Королева-мать. – Например, я знаю, что моя собственная внучка возражает против этого именно на религиозной почве. А все из-за вашего отца, Вероника.

Миссис Твейл принесла за каноника извинения.