- Спасибо, - чистосердечно поблагодарил стрелок. В том, что он вымок до нитки, конечно, была несомненная вина Рагота, но с него сталось бы посмеяться и заставить Силгвира в одиночку собирать хворост и иссохшие корни ползучей лозы для костра. Босмер был искренне рад тому, что атморец стал относиться к нему немножечко лучше, и не собирался намеренно этому мешать.
- Такие костры мы жгли на Атморе, когда там остались только снега, - помолчав, сказал драконий жрец без улыбки. Пламя роняло танцующие тени на его лицо. – Когда нечем было кормить настоящий огонь, а охотники уходили в поисках зверей всё дальше, и тогда, когда обычное пламя уже не могло гореть на нашей земле. У моих костров грелись многие, и многих их жар защитил от объятий ледяного безмолвия. Пусть теперь он защищает тебя, mal Ysmir.
Силгвир затих.
В голосе жреца ему чудился отголосок иного мира – угасшего, как свеча на ветру. Те легенды об Атморе, что сохранились в библиотеке Коллегии, рассказывали то о диких землях, плодородных долинах и полных дичи лесах, то о заснеженной пустыне с навсегда вмерзшими в лёд древними воителями. Рассвет мог сотворить с Атморой что угодно – Силгвир вполне мог предположить, что были две Атморы одновременно.
- Расскажи мне о ней, - помедлив, попросил стрелок. – Об Атморе.
Отрешенный взгляд Рагота, устремленный в сторону окровавленного закатом горизонта, не обратился к нему.
- Ru zeim Tiid-Okaaz, prolg naarre do nii. Voblaan grahhe, voblaan zindkip. Suliiv ko Tiidnul, honah hiliil oblaan. Всё это – Атмора. Я не смогу рассказать о ней, и лучшие из скальдов могут лишь выхватывать осколки памяти о моем доме. Пой хвалу своему миру, дитя Возможно, и не вспоминай о том, что был до него другой. Так должно быть.
- Но это как-то неправильно, - неловко сказал Силгвир.
Было как-то совершенно неправильно всё это – что был другой мир, был и исчез, не исчез даже, а застыл, затерялся в белой пустоте, оставив своих детей на чужой и чуждой земле. Даже мысль об этом резала, словно кинжально-острый скол ледяного пласта.
Он не хотел представлять, каково быть одним из них – ушедших, чтобы выжить. И поющих – вечно поющих – о том, чего никогда не вернуть, и чему никогда не упокоиться в забвении золотых колец Дракона.
- Ты ведь здесь так и не нашёл дома, да, - тихо добавил стрелок.
Рагот посмотрел на него, но в светлых глазах нельзя было различить ничего.
- Я шёл за драконами, маленький Исмир. Таков мой долг. Берега Taazokaan не чужды мне, и пусть я не смог полюбить их так, как любил земли Атморы, это не имело значения, пока здесь были драконы.
- А… почему? – несмело спросил Силгвир. Хоть он и опасался того, что атморец разозлится на глупый вопрос и вовсе перестанет рассказывать, но не спросить не мог.
Но Рагот только рассмеялся.
- Я драконий жрец. Это… особенно, маленький Исмир. Совсем не так, как у обычных людей. Я взял себе право на вечную жизнь, но для людей она значит вечную службу, и в том великое благословение. Я точно знаю своё предназначение, и Suleyk, что так стремится быть воплощенной тобой, во мне полна, и я полон ею. Когда-то, когда я был ещё молод и только стал драконьим жрецом, едва научившись Голосу, я ушёл за драконом – странствовать. У меня ещё не было ни земель, ни слуг, которых я должен был бы защищать. Не знаю, сколько длился наш путь: нас слепили лучи Рассвета, и Время плясало, изгибаясь аномалиями, как штормовое море – волнами. Я был бесконечно счастлив в те дни.
Магический жар костра согревал лучше, чем обычное пламя, пропитывал теплом плоть и светом – воздух. Этот огонь дышал иной жизнью, нежели тот, что питается сухой древесиной: он казался почти неземным в своей скрытой от глаз несведущего силе.
Может быть, такой огонь оказался бы не по зубам даже ледяному безмолвию…
Память – самый коварный предатель. Улыбчивые глаза Прядильщика из далекого детства в родных джунглях оказались ножом в спину; Силгвир зажмурился на мгновение, прогоняя вспыхнувший в мыслях образ. Нет, полубезумный драконий жрец – не Прядильщик, рассказывающий чарующие истории, которых никогда не было, а может, были, а может, и то и другое одновременно…
…как Атмора.
Как Рассвет.
О котором, быть может, уже никто другой не скажет правдивого слова.
- А драконьи жрецы… как вы служите одновременно богам и драконам? – сдержаться было не в его силах. Лесные эльфы охочи до историй, как норды до мёда.
Рагот недовольно поморщился. Наклонился вперёд; провёл рукой по игриво плеснувшемуся навстречу огненному гребню костра, позволил пламени протанцевать по пальцам и скользнуть обратно в волшебный сгусток жара.
- Драконы редко спорят с богами. Они признают Suleyk, а Rah-Suleyk нет равных, - помолчав, произнес жрец. – Каждый смертный служит драконам, и только глупец оспаривает их право на власть. Sonaaksedov лишь сильнейшие, кому позволено быть Голосами людей для драконов – и Голосами драконов для людей. Мы храним мир. Нет, мы… Ro.