Дариэль от недостатка внимания явно не страдал. Вознесением его персоны и выполнением любых прихотей с подобострастием занималась Мириэла, решившая во что бы то ни стало угодить новому господину, естественно, по велению каких-то ей лишь одной известных тёмных духов и сущностей. Некромантией она поклялась больше не заниматься, хоть и удивилась этому желанию её господина. Когда она шла за ним, то считала, что встретит человека с мраком в сердце, который будет стремительно порабощать человечество. А встретила лениво разминающего по утру демонические крылья эльфийского потомка, у которого были явные проблемы с агрессией и который попросил больше не призывать мертвецов лишь потому что старший брат их побаивается. Удивилась, но спорить не стала. На всё воля Темнейшего. После уговора Дариэль решил заняться медитацией и дыхательными практиками. Слышал, будто монахи, обитающие в горах, таким образом могли контролировать свои разум и тело полностью. Решил, что контроль бы ему не помешал, и, отгородившись мысленно от всего земного, устремился сознанием куда-то в подпространство. Виллем, узнавший об этом, был доволен. Чем меньше парень знал, как раскрыть магический талант полностью, тем лучше было для плана, в котором Дариэль был просто живым сосудом, который сам придёт и принесёт энергию Хаоса к пространственному разлому. Поэтому пусть дышит на три счёта (два на вдох и один на выдох), успокаивается и не догадывается о том, к чему в своё время пришлось прийти Исае.
В общем и целом, большая часть морского пути так и прошла.
Солнце уже садилось за горизонт, окутывая мир темными оттенками фиолетового и черного. Отсюда, с корабля, закат выглядел устрашающе — пылающая стена, увешанная коврами оранжевых огней. Возможно, так мог бы выглядеть проход в другой мир, если не знать, как он выглядит на самом деле. Дариэль с тоской подумал, что лучше бы он действительно об этом не знал.
Друзьям он не говорил, но, похоже, нынешнее положение дел оставляло желать лучшего. С тех пор, как они впервые встретили Теней в тот роковой день, он начал видеть и чувствовать их повсюду. Молчаливые, таящиеся за деревьями, на границе сна и яви. Они были везде — скрытые за тёмными силуэтами домов, избегающие отблесков костра или шепчущие ему в уши свои речи на рассвете. Дариэль видел их краем глаза и чувствовал нечеловечески обострённым обонянием. Это был запах смерти и разложения. Запах мира Мёртвых. Запах неизбежности. Тени уже давно заполонили этот мир, их реальность. Они пробрались сюда шесть веков назад и с тех пор бродили среди людей. Возможно, их было даже намного больше, чем живых. Но Тени ждали, пока появится их источник энергии, энергии Хаоса и разрушения, чтобы напитаться им и, наконец, обрести вновь физический облик. И если у Исаи в своё время получалось сдерживать этих существ, не давая им поработить мир, то в собственном самоконтроле Дариэль был сильно не уверен.
Дариэлю очень хотелось получить какой-нибудь совет. Ему было очень страшно и будущее казалось слишком смутным и неприятным. Однако единственный, кто мог дать этот совет, казалось, преследовал совершенно иные цели, хоть и не совсем ясные. Виллем намеренно делал всё, чтобы стало хуже, чем было, вёл их по пути, ведущему к разрушению, уничтожая всё, чем Исая так старательно оберегал реальность, вырвав из себя и спрятав свою магию за семью печатями в отдалённом месте, оградив его непроницаемым барьером заклятий. Дариэль злился на это и не понимал такой ненависти. Ведь эти двое были когда-то хорошими друзьями и коллегами, судя по рассказам и книгам?
Что, Создатель их храни, пошло не так? Что такое могло заставить человека несколько сотен лет искать способ дать Теням обрести власть и испоганить всё, за что его друг боролся при жизни?
Виллем для юноши представлялся каким-то ужасным чудовищем. Даже худшим, чем люди-Тени. Ему мало было убить своего коллегу, мало было испортить жизнь им самим ради своей безумной идеи, он хотел уничтожить их всех. Чего он добивается? Он ведь и сам может погибнуть. А если и не погибнет сам, но погибнут все остальные, кем будет он сам, в этом мире, населённом трупами? Эта мысль тоже вызывала страх и отвращение. Как ни крути, при любом исходе мужчина выглядел больным ублюдком.