— Меня они слушают, пока я начальник над ханами. Но уже в Нухе, в Шемахе мне приходится ставить русских начальников: чиновников, офицеров. А пришлые люди не понимают земли, в которой живут. Теперь то же самое станет и с Карабахом.
— Ты заставишь хана уйти?
— Я сделаю то, что приказано.
— Он подарил нам имение в Чинахчи.
— Он отдал то, что и так мне принадлежало по праву. Я сейчас первый в роде Шахназаровых, и селение с замком принадлежит мне.
— Ты пошлёшь к нему солдат и казаков?
Валериан потупился.
— Мне придётся идти самому. Я послежу, чтобы ни ему, не его жёнам не причинили вреда.
— Наверное, есть много способов объяснить человеку, что ему следует делать.
Валериан встретился глазами с Софьей и медленно растянул губы в улыбку.
— Я понял тебя. Я подумаю. Я, кажется, даже нашёл уже способ...
Он замолчал и вдруг с силой впечатал кулак правой руки в раскрытую ладонь левой. Хлёсткий отзвук шлепка заметался меж стен и взлетел к потолку.
— Но ни одного разбойника я здесь больше не потерплю. Моя земля действительно станет садом.
Софья отбросила покрывало, сложилась изящно и улеглась щекой на твёрдое бедро мужа.
— Ты — Тесей, — пробормотала она, ощупывая пальцами пояс шёлкового халата Мадатова.
— Что такое? — спросил Валериан вполголоса, снисходительно наблюдая, как жена теребит тугой узел, ловко управляясь с кистями.
— Был такой герой в древности. Не слишком далеко отсюда — у греков. Разбойники поставили свои укрепления у проезжей дороги, грабили путников, мучили, убивали. Тесей прошёл по всему Коринфскому перешейку с мечом и палицей в руках и сделал путь безопасным.
— И он отпускал бандитов под честное слово? — спросил Валериан, наклоняясь к жене.
— Нет, — ответила она коротко, потому что уже управилась с поясом, и руки её скользнули под полы халата...
III
По средам Мадатовы принимали. Когда они месяца три назад поднялись из Чинахчи в город, Валериан предложил жене устраивать званые вечер, как, он это знал, делали знатные семьи в столице. Софья ещё была слаба, но с радостью схватилась за предложение: ей и самой хотелось чем-нибудь занять себя и отчасти стать помощницей мужу. Общество в Шуше было самое примитивное, но всё-таки собирались в доме люди, заполняли большую залу, пили вино и пунш, танцевали, играли в карты, беседовали, рассказывали хозяйке о простой человеческой жизни, что клубилась в соседних улицах, отдалённых селениях. Больше всего Софья Александровна хотела бы видеть в своём доме Новицкого, выловить в толпе тонкую, сутуловатую фигуру, услышать глуховатый, чуть пришепетывающий голос; обменяться суждениями о недавно прочитанных книгах, пофлиртовать, пофехтовать колкостями. Но тот, увы, пропал с того самого утра, когда тайно выехал из потайной калитки старого замка. Поднялся в горы со своим казаком, да затерялся, не спустился назад в Кахетию, не прорвался вперёд к Сулаку, как собирался. Беспокоилась не только она одна, но и князь, как случайно удалось ей узнать, осведомлялся в Тифлисе, но ответ был обескураживающий: не появлялся ни в одной из крепостей Терской линии.
— Не пропадёт, — твёрдо уверил Софью Мадатов, когда она посетовала на молчание Новицкого. — Ты неправильно думаешь, что он слабый. В рукопашной, один на один, Новицкий, может быть, и немного стоит. Но если надо держаться, я лучше его поставлю. Зубами вопьётся, но ни на шаг не отступит...
Где-то, стало быть, Сергей Александрович держался, пробивался в снегах, облаках, цеплялся за скалы, коротал морозные ночи, дожидаясь не слишком тёплого утра, а в доме Мадатовых собирались другие люди. Приходил пристав Непейцын, ражий, дюжий, штабс-капитан в отставке; от его голоса едва ли не прыгала на полках посуда, и ни одну служанку он не мог пропустить, чтобы не облапить, не шлёпнуть. Софья Александровна делала ему замечания, но пристав только похохатывал снисходительно, и видно было, что человек искренне не может взять в толк, как кому-то может быть неприятно то, что ему доставляет хотя бы толику удовольствия.
Появлялся купец Курганов, Иван Христофорович; маленький, кругленький человек, у которого постоянно потели ладони, и, перед тем как подойти к ручке княгини, он вытирал их, как ему казалось, совсем незаметно, проводя руками по бокам длинного архалука, и всё равно позволял себе дотронуться одними лишь пальцами, и красные жирные губы останавливал на волосок от кожи.