Узкая дорога, пробитая в скалах, извивалась подобно серой змее, утомлённой зноем. Облака лениво поднимались из темнеющего ущелья, словно прорубленного в скалах шашкой, плыли лохматыми комками хлопковой ваты, закрывая попеременно вершины ближайших гор. Почему-то Валериан вспомнил рассказ покойного дяди Джимшида, как везли его по этой дороге сарбазы страшного Ага-Мухаммеда. Холодок просквозил вниз по позвоночнику, когда он только представил, какой смерти должен был ожидать храбрый мелик Шахназаров. Отвратительный евнух мстил владетелю гавара Варанда за то, что тот удерживал против него крепость, вознесённую над Карабахом по приказу Панаха, хана племени Джеваншир. «А может быть, и прав был Шахназар Шахназаров, — подумал Валериан. — Правильно поступил мой дед, когда позволил татарам-кочевникам войти в горы и поселиться на его землях. Не сумели бы армяне только своими силами сопротивляться персам и туркам. Только бы жители Чёрного Сада не разодрались друг с другом. Впрочем, сейчас об этом можно не беспокоиться. Белый царь, император Александр не хочет, чтобы его подданные спорили и воевали друг с другом...»
Когда генерал-майор Мадатов въехал во двор своего дома, жена его, княгиня Софья Александровна, встретила мужа у самых ворот и пошла рядом, держась за стремя. Валериан усмехнулся, уверенный, что усы скроют улыбку. То, что жена его, петербурженка, бывшая фрейлина императрицы, встречала мужа не в гостиной, по обычаю столичных домов, а у ворот, согласно традициям местной жизни, было ему приятно. Он был доволен своей женой: красивая женщина, умевшая держаться с достоинством в любом обществе. Она была умна, настолько умна, что не считала необходимым выказывать свой ум. Она приучилась управлять домом; иногда Валериану казалось, что она управляет и своим мужем. Но он отгонял от себя эту мысль — пока конь не чувствует путы на ногах, а пёс — ошейника с цепью, до тех пор они оба свободны. И к тому же Софья была образованна — столько книг стояло у неё в комнате, что Валериан осведомлялся порой шутливо — выдержат ли стены и балки, перекрывавшие первый этаж? Даже у Алексея Петровича он не видел такого количества томиков, даже на квартире Новицкого. Он гордился своей женой, он был ей благодарен, он любил её так, что, возвращаясь после однодневной отлучки, едва мог дождаться секунды, когда они окажутся одни в её комнате...
Софья осталась лежать, только натянула до шеи тонкое покрывало. Валериан, накинув халат, прошёл к столу, налил себе холодного напитка с горьким лимонным привкусом, выпил одним длинным глотком половину чаши. Присел на кресло, очистил мандарин, спросил у жены глазами: хочешь? Та, улыбнувшись, так же безмолвно ответила: нет. Она была и так всем довольна, и Валериану приятно было видеть телесную слабость женщины, которую он только что ласкал, претворяя свою любовь в страсть и умение.
— Я была обескуражена, друг мой, — неожиданно сказала Софья, приподнявшись на локте. — Мне показалось, что ты совсем не хочешь ко мне возвращаться.
Валериан допил лимонад, но не спешил ставить чашу, скрывая за её ободком улыбку. Он слишком хорошо знал, что последует дальше.
— Ты опять в одиночку напал на несколько сотен головорезов. Я слышала, что милиционеры не могли успеть за тобой.
— Если им не нравится глотать пыль из-под копыт моего жеребца, они должны учиться держаться в седле. Но я, дорогая, был там не один. Казаки уже кололи, и дружинники Петроса уже вывалили из леса. Да и прочие подоспели в общем-то вовремя: я успел лишь раза три махнуть шашкой и тут же отъехал от схватки.
— Может быть, тебе и вовсе не надобно самому скакать и рубиться. Генерал должен направлять чужие усилия.
— Мы не в Европе, — резко бросил Валериан. — Здесь люди следуют за вождём, а не слушают его речи. Один выстрел, одно движение шашки говорят больше тысячи слов.
— Алексей Петрович...
— Алексей Петрович командует русскими батальонами. Я веду за собой туземную конницу. Это не солдаты, а воины. Они не знают приёмов конного строя, их никто не учил чувствовать колено соседа, и они доверяют только тому, кто делает то же самое, что требует и от них. Делает то же самое, только намного лучше.
— А если попробовать их обучить?
— Научи зайца питаться кровью, а волка — травой! Здесь каждый привык отвечать лишь за себя и за свой род. Да и как двигаться эскадронному строю в этих горах. Даже гренадеры воюют как егеря — рассыпным строем. Среди леса каре выстроить трудно.
Софья посмотрела на него очень внимательно.
— Наверное, так рассуждал и Арминий. А Вар сделал ошибку.
— Кто это? — спросил Валериан с интересом; ему нравилось, когда Софья рассказывала о людях, что жили и сражались задолго до его собственного рождения.
— Арминий был вождём германских племён...
— Я воевал с немцами. Они хорошо дерутся. И в конном строю, и в пешем.