Время героев

Он перегнулся в пояснице, не поднимаясь, впрочем, со стула, открыл сундук, достал и поставил на стол железный ящичек, очевидно, нелёгкий. Из ящичка извлёк горсть монет, отсчитал нужное количество, бросая по одной на столешницу, отвечавшую сухим треском. Оставшиеся деньги граф ссыпал в ящик.

— Можете пересчитать, — бросил он Сергею, подвигая монеты по столу тыльною стороной ладони.

Новицкий не прикоснулся к деньгам.

— Я считал вместе с вами и вижу, что здесь только половина условленной суммы, — сказал он, всё ещё сдерживаясь; но сквозь его раздражение начал уже пробиваться гнев.

Брянский, напротив, улыбался вполне радушно, словно призывая собеседника к участию в предприятии приятном и достойном благородного человека.

— Помилуйте, Новицкий, да и тем, что сейчас на столе, ваши проводники будут более чем довольны. Такую сумму в карманах своих, кошелях эти дикари не видели во всю свою жизнь. На что они могут потратить деньги в этих горах? Купят порох, свинец, отольют пули, набьют заряды, которые выпустят по нашим солдатам.

Новицкий вспомнил, как под ногами его коня чвякали в грязь пули, пущенные Мухетдином в бою под Парас-аулом, и почувствовал, что в словах графа есть свой резон. Но сейчас его занимали не судьбы ханств и империй, а простые отношения с такими же, как он сам, людьми; те тоненькие нити, что успели протянуться между ним, Семёном, Мухетдином, Беталом, Темиром, и которые он не собирался разрывать по случайной прихоти спесивого пришельца из Северной столицы России.

— Я договаривался о большей сумме, и я намерен выплатить её полностью, — выдавил он слова вдруг пересохшим ртом.

Тут Брянский расхохотался, к изумлению Сергея, с видимым удовольствием.

— Вы положительно упрямый человек, Сергей Александрович. В полковой жизни я помню вас более снисходительным. Помилуйте, это же восточные люди. Вы рядитесь, рядитесь: они запрашивают одну цену, вы предлагаете вчетверо меньшую. Потом сходитесь на середине. Так и сейчас: мы сходимся на половине.

— Я хочу заплатить моим людям то, о чём мы условились до начала нашего путешествия, — упрямо повторил Сергей. — Мы уже с ними рядились, мы ударили по рукам.

Новицкий набычился и глядел уже не на лоснящееся лицо Бранского, а в доски пола, так же небрежно сбитые, как и обшивка здания; сквозь одну, особенно широкую щель, он вдруг с отвращением увидел голый крысиный хвост: серая разбойница так торопилась к добыче, что людей, беседующих наверху, не опасалась и вовсе.

— Ладно, — сказал Брянский вдруг изменившимся голосом.

Такая усталая открытость прозвучала в одном коротеньком слове, что Новицкий поднялся, ожидая немедленных действий графа, будто бы тот, испытав его твёрдость, добавит монет до полной условленной суммы. Но тот лишь откинулся на спинку стула, уперев тяжёлый затылок в стену.

— Буду откровенен, Новицкий. Мне нужны деньги. Знаете, как бывает: валет лёг не на ту руку, да угол загибал, и всё неудачно. В общем, не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался. Притом что мой родитель, как вы знаете, мёртв, и учить меня уже некому. Предлагаю вам честную сделку: половину требуемой суммы вы отдаёте вашим абрекам, а оставшуюся часть мы делим с вами в пропорции два к одному.

Новицкому показалось, что он ослышался.

— Вы предлагаете мне... — недоверчиво начал он.

— Ну конечно же предлагаю, — раздражённо перебил его Брянский. — Неужели вам не надобны деньги? Что вам платит Рыхлевский? Да и Георгиадис вряд ли присылает многим больше. Берите, берите — это только небольшая компенсация за ваши страдания последних недель.

Опасаясь расцепить зубы, Сергей только помотал головой. Но Брянский понял его по-своему.

— Хорошо, я согласен: делим на равные доли.

— А если я сообщу о вашем предложении Георгиадису?

— А я откажусь, — быстро, с хорошо усвоенной наглостью, тут же ответил Брянский. — Свидетелей нет, разговор с глазу на глаз.

Он смерил стоящего перед ним Новицкого взглядом и усмехнулся.

— Да и не будете вы сообщать. Такой герой-удалец, и вдруг примитивная ябеда... Нет, — заключил он уверенно, — никому о нашем разговоре вы не расскажете.

Сергей сам понимал, что граф прав совершенно, что никому он жаловаться не будет, потому что мерзко от сего действия станет прежде всего ему самому. Он загнул руку назад и выхватил пистолет, который, по примеру горцев, носил всегда за поясом, за спиной. Щёлкнул курком и навёл ствол в широкий лоб Бранского. Тот перестал улыбаться.

— Вы не выстрелите, Новицкий, — сказал он тихо, но вполне убеждённо.

— Выстрелю, граф, и с большим, признаюсь вам, удовольствием, — парировал Сергей, вспомнив, что сегодняшним утром поменял порох на полке, а значит, осечка сейчас не должна приключиться.

Брянский был мерзавец, но вовсе не трус и не дурак. Он не пытался залезть под стол, но и не пробовал перейти в наступление, видя, что рука противника не дрожит. Он снова заговорил ровным голосом, надеясь убедить Новицкого, что тот предпринял ход неудачный.