— Ну размозжите мне голову, Сергей Александрович. Сбегутся на выстрел люди, вас арестуют. Ведь мою смерть вы на горцев не спишете. Стоит ли ломать себе жизнь случайной искоркой гнева?
— А у меня и так один выход, — ответил ему Сергей, надеясь, что слова его звучат достаточно твёрдо. — Я обещал проводникам заплатить. Я дал им слово, моё слово, слово русского дворянина. Если я сдержать его не могу, если честь моя опозорена, то остаётся одно — пустить себе пулю в голову. Но один я по этой дорожке идти не желаю, так что прихвачу и вас,
Видимо, слова его были столь убедительны, а рука, державшая пистолет, неколебима, что Брянский, молча, потянулся к заветному ящичку, открыл, отсчитал недостающую сумму и придвинул к тем, что уже высились кучкой. Сергей, так же безмолвно, спустил курок, убрал пистолет за пояс, ссыпал монеты в приготовленный заранее холщовый мешочек и, подчинившись вдруг смутному побуждению, просто перемахнул подоконник и, спружинив, опустился на твёрдую землю.
К его удивлению, горцы уже сидели в сёдлах, причём у Бетала был даже откинут клапан чехла винтовки. Атарщиков отвязал лошадей, свою и Новицкого, и, хотя ещё стоял на ногах, смотрел настороженно и казался ежесекундно готовым к любому действию: нападению или бегству. Сергей подошёл к Мухетдину и подал ему увесистый мешок:
— Как договорились. Можешь пересчитать.
Горец кивнул, но не стал распускать узел, а спокойно отправил деньги за пазуху. Бетал быстро и хрипло спросил о чём-то Новицкого. Тот только улыбнулся и пожал плечами. За недели их путешествия, тяжёлого и опасного, у него не было избытка времени и сил на разговоры, так что он успел выучить лишь несколько десятков слов, самых необходимых для совместного быта. На помощь пришёл, как обычно, Атарщиков.
— Он спрашивает: толстый, в кого ты целил, твой начальник?
Сергей односложно ответил.
— Он не хотел отдавать деньги?
Сергей подтвердил. Бетал нахмурился, взялся за кинжал и уставился мрачным, тяжёлым взглядом в окно, за которым всё ещё виделась объёмная туша Бранского.
Заговорил Мухетдин.
— Мой брат. Она очень горячий. Хотела уже кидаться тебе помогать.
Сергей опешил. Ему вдруг представилось в воображении, как в Петербурге узнают, что подполковник Новицкий, во главе своей небольшой партии, ограбил тайную кассу императорской разведывательной службы. Артемий Прокофьевич, наверное, остался бы доволен своим сотрудником.
— Она говорит, — продолжал между тем Мухетдин, — ты не жалеть, что сделал.
Сергей быстро подошёл к Семёну и забрал у него поводья рыжего мерина.
— Поехали, — бросил он Мухетдину, намереваясь как можно скорее выпроводить горцев из крепости. Бог весть, что может прийти на ум обозлённому Бранскому...
Вечером, когда они с Семёном сидели на полке, истекая потом, едва различая друг друга в почти угарном дыме бани, что топилась по-чёрному, казак снова вернулся к дневному происшествию.
— Что, Александрыч, каково тебе было человека под пистолетом держать да требовать с него деньги?
Сергей только хмыкнул. Он и сам ещё не разобрался в своих ощущениях. Он знал, что по сути был прав, но мог упрекнуть себя, что, может быть, поторопился; может быть, следовало найти иные формы доказательств и убеждения.
— Да здесь сам воздух такой разбойничий, — продолжал между тем казак, так и не дождавшись ответа. — Подожди, поживёшь здесь ещё годика три, так и кинжал будет из ножен выпрыгивать прежде, чем успеешь подумать. Так что не тужи, Александрыч, ты всё правильно сделал.
— Да я не жалею, — буркнул Сергей, вспомнив слова Мухетдина.
— Он не о том говорил, — возразил Семён, тоже отметивший последнюю фразу горца. — Он сказал, что ты
II
Отряд Вельяминова вернулся в крепость через два дня. Казаки и пехота разбили лагерь за форштадтом, генерал поселился в землянке, отрытой ещё для Ермолова и недавно заново укреплённой. Тотчас же у входа стали часовые; издалека было видно, как солнечные лучи отражаются от лезвий штыков, примкнутых к ружьям.
Новицкий знал, что Вельяминов примет его не сразу, а потому только доложил о своём прибытии адъютанту. Капитан Маркелов, рослый блондин с аннинской лентой на темляке шашки, поздравил Сергея с благополучным исходом предприятия, но расспрашивать сам не решился, оставив первое удовольствие начальнику штаба корпуса; о своём походе в Чечню тоже рассказывать не захотел, заспешил прочь, поддерживая на ходу оружие левой рукой — та плохо разгибалась в локте после пулевого ранения, и капитан постоянно старался занять её делом, чтобы не так видно было его увечье.