Время гладить кошек [litres]

– День рождения. Пропади он пропадом, ваш пирог! Подожди, замри. Не надо ничего вытирать. Это же гениально. Одну минуту.

– Не надо так нервничать, Валера. Мазила ты.

– Сама такая.

– Я говорю, что ведро с другой стороны. – Снова прогнулась мать. Мне казалось, что я смотрю какую-то черную идиотскую комедию. Было смешно и грустно одновременно. Хотя вряд ли под мусорным ведром подразумевала меня.

– Стой – я тебе говорю, Ника.

– Хватит чудить, Валера, дай мне ребенка умыть. – Подлетела она к дочери с полотенцем.

– Я сам, это же шедевр, ты ничего не понимаешь. Отойди. Лишние предметы в композиции. – Имела в виду мать.

Мать всегда прогибалась под этого ублюдка, словно койка тридцати четырех лет. Я знала, что в душе мать была доброй, оттого и не могла ничего поделать. Они частенько ругались и без моего участия. Вообще Валера не любил с ней ссориться. Обычно мать ругалась посудой.

– Фортуна, чертовка, принеси мне альбом. Ладно, сам возьму. – Поднялся он в три прыжка по лестнице на второй этаж, где у него была мастерская, и принес бумагу и краски. Потом он быстро начал набрасывать эскиз на бумагу, а сестра моя так и сидела в вишне. Эскизы отец всегда делал на бумаге, потом переносил на холст, поэтому весь дом был завален рисунками. Я смотрела на сестру с сожалением, а она вдруг улыбнулась, неслышно повторяя: «У меня все в порядке. Лишь бы он не орал, ненавижу, когда он орет».

Вообще-то сестра моя хоть и сводная, была мне как родная. Однажды она даже подарила мне свой первый молочный зуб, который хранила будто частицу своего тела. Я поняла, что это теперь не только ее сводная сестра, но и кровная. Только когда пирог уже начал подсыхать, он сказал: «Все, спасибо, снято».

Надо признать, что рисовал этот говнюк потрясающе, красочные громадные холсты наводили трепет не только на меня. Они пользовались спросом и неплохо продавались. Я как зачарованная могла бродить среди его работ, если бы еще не знать так близко художника, цены бы им не было. А так – хождение по мукам.

У Антона волосы на голове встали дыбом от моих рассказов. Он молча слушал, даже вытащил изо рта жвачку и нервно мял ее рукой. Потом он вдруг помрачнел. Видимо, это было нервное. Долго искал, куда ему приклеить эту резинку, под стул или за ухо. Вот так наслушаешься ужасов и не знаешь, как от них потом избавиться.

– Однажды я заболела скарлатиной. Мне было так плохо. Мама все порывалась вызвать скорую, а этот все не давал. Говорил, она крепкая, сама выкарабкается. Короче, вызвала моя сестра незаметно от всех. Врач сделал мне укол и прописал постельный покой. Я не знаю, что он там ей наговорил, но мать весь день плакала и всю ночь сидела у моей койки, а потом призналась мне, что это не мой отчим, а мой родной отец. Мне тогда было все равно, при температуре сорок – это все равно. Тем более что я ей не поверила.

Как только я пришла в себя, мать отправила меня к своей тетке, от греха подальше. В целом, я не сопротивлялась. Прощаний не было, мы постояли немного возле машины, глядя в землю, будто хотели заземлить все наши прошлые грозы и молнии, потом я села на заднее сиденье, тетя Софи нажала на газ, и мы умчались.

Там пролетали лето, осень, зима. Мы созванивались, а весной мать приехала. Она была беременна. Я была рада и, обнимая мать, натыкалась на круглый живот, в котором жил малыш. Это было странное чувство, особенно когда мать прикладывала мою руку к своему животу и я чувствовала удары с той стороны, будто кто-то ломился в дверь.

– Что-то малыш сегодня разволновался, – говорила мама. – Подожди, еще рано.

– А как ты его назовешь? – спросила тетя.

– Не знаю, Валера хочет, чтобы мы назвали его Валерием.

– Валерий Валерьевич? Что за бред.

– Он хочет увековечить свое имя.

– Какая глупость. Поступками надо память зарабатывать, а не глупыми именами. А ты уверена, что будет мальчик?

– Нет, я даже УЗИ боюсь делать.

– Фортуна, ты уже спишь?

Я любила подслушивать взрослые разговоры и прикинулась спящей.

– Так это не от него?

– Нет.

– Боже. – Прикрыла рукой рот тетя, боясь спросить, от кого мальчик.

– Это моя маленькая месть.

– За что?

– Ты видела, как он обращается с Фортуной?

– Ну и что? На то он и хозяин, чтобы так обращаться.

– Что ты такое говоришь?

– А что? Это же он подарил ей жизнь.

– А теперь отнимает.

– Что же ты его не остановишь, ты же сама на его стороне.

– А что я могу сделать? Только мстить.

В этот момент у меня затекла нога и я решила сменить позу.

Женщины примолкли.

– Фортуна, милая. Что тебе снилось, дорогая?

Я молча смотрела на них, пытаясь вспомнить, что же мне снилось.

Тетя сожалела только об одном – что так и не успела узнать, от кого же беременна моя мать. Мне было все равно, меня больше беспокоило, как я смогу выкарабкаться из этого захолустья. По счастливому стечению обстоятельств мне это удалось раньше Ники.

Тетя Надя – моя вторая мама