Время гладить кошек [litres]

– Девочек портят две вещи: квартирный вопрос и неудачный брак. Я считаю, что родители просто обязаны обеспечивать девочек жильем, чтобы им не приходилось потом жить с кем попало, – вздохнула о своем тетя.

– А как тебе фраза, что никто никому ничего не должен?

– Согласна. Никто никому ничего не должен, но некоторые просто обязаны.

– Мы же не должны опоздать?

– Не боись, успеем, – придерживала мою спешку тетя. – Они просто обязаны нас дождаться.

– Она тоже идеальная, как и ты?

– Кто?

– Твоя третья сестра.

– Была идеальная. Мы все рождаемся идеальными.

– А сейчас?

– А сейчас пожилая. Старики не могут быть идеальными, нет таких запчастей, – рассмеялась тетя. Коньяк явно поднял ей настроение. – Ты юная, тебе это не обязательно понимать. Просто не торопись снимать с себя молодость. – Спокойно дошли до зала и сели на свои места. В этот момент погас свет, будто все ждали только нас.

Влияние психологии на размер груди. Импланты от тети Нади

С тетей я начала чувствовать себя идеальной. Я училась этому. Единственным моим недовольством была маленькая грудь. Здесь тетя вряд ли чем-то могла помочь, но однажды сказала:

– Маленькая грудь, большая, какая разница. Главное, чтобы в этой груди сердце было честное и свободное.

Эти простые слова на меня, как ни странно, подействовали. Действительно, какая разница.

– У меня тоже грудь выросла не сразу. Точнее сказать, ее и сейчас нет, но этот вопрос меня не мучал никогда. С некоторых пор я поняла: внешность не так важна, гораздо важнее подача. А мужики, падкие на грудь, готовы упасть на любую, лишь бы их инстинкты накормили досыта молоком. Если мужчина ставит форму во главу угла, значит, он глуп и тебя недостоин. Нет, я не против форм, но мне важнее содержание. Что формы, завтра ему понравится другая, послезавтра третья. Он рассыпется на маленькие похотливые желания.

– Маленькие, как грудь?

– Да, грудь – это психология. Она в голове, понимаешь. Да и все остальное тоже.

– Психология?

– В крайнем случае – психолог. Завтра к Вере поедем, кого там у нее только нет.

Фортуна, Вера и Тихон

А начинала я свою большую профессиональную жизнь с роли помощницы с подачи своей тетушки у одной престарелой богатой дамы, ее звали Вера. Вполне себе предсказуемо, рядом с Надеждой всегда просматривалась Вера. Я развлекала старушку в ее большом красном доме. Дом был серым снаружи, зато внутри стены комнат передавали все оттенки красного, от бледно-розового до пурпурно-красного. В этом была какая-то шиза, и это определенно поднимало настроение, особенно когда за окном была зима или осень. Я много времени проводила с Верой, так она просила себя называть, несмотря на разницу лет в целую пропасть, выводила на прогулки, читала ей книги, в основном классику и детективы. Сколько книг было прочитано за это время! Эта милая старушка привила мне любовь к чтению, она возомнила себя Агатой Кристи и все пыталась сложить пасьянс истории своей семьи, чтобы окончательно успокоиться, однако лучше всего ее успокаивали сигареты. Она любила курить на террасе.

В том, как она курила, чувствовался ментоловый снобизм и легкая мигрень. В ее гостеприимном доме, как в ретроспективе, пахло ностальгией и несбывшимися мечтами, а большое количество статуэток и картин намекало на то, что мечты стали экспонатами домашнего музея. Отдельных слов занимала библиотека, там, в мире замерших слов, случайно забредшие гости сами превращались в слова. Цвет стен бордо урожая 1963 года согревал. Потом, уже тепленькие, все собирались за большим круглым столом в гостиной. Много шоколада, фруктов и варенья, словно декорация для съемок Елисеевского гастронома.

За прилавком она сама стояла с грустной улыбкой. В старости все улыбки либо грустные, либо сумасшедшие. Вера в розовом платье и белом переднике, когда ее что-то не устраивало, она то и дело одергивала платье и начинала с ним разговаривать на повышенных тонах, но такое случалось редко. В основном слова ее были вкусными, как пломбир. Холодный и тающий во рту. Им была свойственна убедительная прохладная хрипотца. И чтобы окончательно не простыть и не заразить речью всех остальных, потом выносили самовар. Большой, блестящий, в котором каждый мог увидеть себя словно в комнате кривых зеркал. В том, как Вера угощала всех чаем, звучал Чайковский. Торжественный, как весь русский балет, поданный в красивом сервизе с золоченой каймой. Несмотря на то что чай был крепкий и горячий, все слова сливались в одну благопристойную беседу ни о чем. Вера любила собирать людей и слушать. Со стороны казалось, что после смерти мужа ей было гораздо интереснее говорить со своим рыжим котом Твигсом, чем с людьми. Между сестрами тоже было все мирно, если даже пробегала кошка, то ненадолго, может, потому что это была не кошка, а кот. У Твигса была способность всех помирить и успокоить, несмотря на разногласия. Вера любила политику, Надя – себя, интересы у них были разные, а разговоры поверхностные:

– Надя, как ты? Настроение выходное?