Время гона

- Ладно, девонька, можешь переезжать, оплата за месяц вперёд, ключи я тебе сейчас отдам. - Глафира Астафьевна сняла с крючка у двери пару ключей и протянула Соне.

***

Уже полгода Соня жила в Ачинске. Родители перевели ей деньги за проданную квартиру, так что она смогла купить кроватки для малышек и множество всевозможных мелочей. Да, теперь ей было известно, что родятся две девочки. Это знание далось ей тяжело: Соня не спала полночи, вспоминая, как под воздействием ультразвука при исследовании дёрнулась и сжалась в комочек сначала одна кроха, а потом другая. - Наверно, им было ужасно больно, - терзалась она и жалела, что не знала об этом. Тогда её никто не смог бы заставить идти на УЗИ.

Иногда она звонила родителям и бабушке, а чаще всего они звонили ей сами, в целях экономии её денег. Мама волновалась о здоровье её и детей, а папа сообщал, что её ищут. Пару раз наведывался участковый, ненавязчиво и вежливо интересовался, куда выехала их дочь. Получив категорический отказ, больше не появлялся.

Соня общалась с Аллочкой и искала работу. С этим было плохо. Деньги быстро таяли, потенциальные работодатели отводили глаза от её живота и неловко объясняли, что вакансии, о которых они сообщали на биржу труда, уже заняты.

Подруга её утешала и, размахивая руками с зажатыми в них ножницами и расчёской, нецензурно характеризовала тех, кто отказывал Соне.

Боясь, что Айк её найдёт, она не зарегистрировалась по месту жительства и теперь, порой думала, что если бы её приняли на работу на какое-нибудь предприятие, ей пришлось бы отметиться в паспортном столе.

Ей всё же пришлось встать на учёт в женской консультации. Родов Соня ужасно боялась, несмотря на утешения Аллочки. К счастью, там интересовались только наличием страхового полиса.

Целыми днями, когда она поняла, что искать работу бесполезно - беременную ни за что не возьмут, Соня пропадала у подруги. Она с удивлением отмечала, как резко изменилась Аллочка. Её красота, когда-то очень яркая, кукольная, несколько поблекла под влиянием жизненных невзгод. Она, по-прежнему, выражалась очень прямолинейно и с широким применением матерных слов, но её мечты о выгодном замужестве отодвинулись даже не на второй, а на третий-четвёртый план. Приоритетным стало благополучие Аполлоши. Аллочка оказалась прекрасной матерью. Она много работала и уже приобрела некоторую известность среди жительниц окрестных домов. Заниматься сыном ей было некогда, он рос, как пырей, без каких-либо ограничений. Его кормили, когда он просил, засыпал - когда хотел спать. Не раз Соня находила ребёнка, приткнувшегося в углу за диваном, сладко спящего. Навещая подругу, она перво-наперво умывала чумазого малыша и меняла многократно описянные и подсохшие колготки. Отвлекаясь от очередной клиентки, Аллочка благодарно улыбалась ей, не выпуская ножниц из рук. Тем не менее, Аполлоша был здоров, весел, а отмытые Соней щёчки ей так и хотелось расцеловать, что она и проделывала.

Сонина беременность протекала спокойно, без неприятных осложнений, и даже утренняя тошнота и рвота прекратились. Она с удовольствием возилась с малышом и даже подолгу гуляла с ним, пока мать трудилась над чьей-нибудь причёской.

Медленно толкая впереди себя коляску со спящим Аполлошей, Соня думала об Айке. Ищет ли он её? И Хочет ли она, чтобы он её нашёл? Она представила, что было бы, если бы он узнал о беременности. Пожалуй, он вполне мог наплевать на закон и опять похитить её. Запер бы в своём роскошном доме, привозил к ней врачей, насильно кормил тем, что полезно ей и детям, позволял надевать только то, что не сдавливает грудь и живот и выгуливал её определённое количество времени по дорожкам своего большого заросшего сада. В его отсутствие за ней бы надзирала та злая старая тётка, которая бормотала бы ей вслед грязные ругательства. А когда подошло бы время родов, он обязательно стоял бы рядом.

Соня оглянулась и облегчённо вздохнула: - какое счастье, что ей удалось его обмануть! Найти её не так-то просто! Нет, если бы он не был столь деспотичен, самоуверен, признавал за ней право на собственное мнение и считался с ним, она, пожалуй, согласилась бы выйти за него замуж. События полугодовой давности сгладились, притупилась обида, хотя и тлела где-то в глубине души то затухающим, то разгорающимся угольком. Ей не нравилась и была неприятной его настойчивость, основанная на звериной тяге к своей паре. К сожалению, он редко говорил о любви, да и выглядело это, скорее, как дань её человеческой сущности, а вот то, что он безаппеляционно называл её своей женой, коробило и вызывало неприязнь и отторжение.

***