— Но согласитесь, не наивно ли верить в спасение, ждать его двадцать веков, не пора ли задуматься: а чего это мы, ребята, ждем двадцать веков? Никто вам не мешал верить, и чего вы дождались?..
Тут я сразу перебил:
— Да как это не мешали? Во все века только и было пролитие крови: кто за Христа, кто против Христа. С востока, с запада, с юга! Как это не мешали?
— Но это войны за территории, рынки сбыта, сырье, невольники, передел мира.
— Вообще, позвольте я скажу выстраданную истину. — Я даже встал: — В мире нет никакой истории, есть единственное во все времена: или мир становится ближе ко Христу, или отдаляется от Него. Никакой другой мировой истории нет.
Он тоже встал. Помолчал.
— Я бы согласился, если бы вы слово «Христос» заменили словом «Бог».
— А Христос и есть Бог.
— Пророк, предсказания Которого не сбылись.
— Нет, сбылись. И все время продолжают сбываться. Разве не идем мы к Его Второму пришествию? Нет, Он не пророк, Он Бог. Второе Лицо Троицы.
— Почему же тогда не Первое, если Бог? — Он сделал паузу: — Молчите? Поймите, мы же не пугаем антихристом, мы, так сказать, не его шестерки, мы как раз исполняем Писание: «Едино стадо, един Пастырь… Отрет всякую слезу… ягненок возляжет со львом… несть ни эллина, ни иудея…»
— Так же и перед антихристом будут цитировать.
— То есть мы с вами не договоримся?
— О чем? — спросил я. — Иисус Христос — не Моисей, не Илия, не Иоанн, не Исайя, не Даниил, не Самуил, не другие. Вот они пророки. И все они говорили именно о приходе Христа как Бога.
— Тогда давайте очистим Его учение. Верить еврею?
— Какая может быть национальность у Сына Божия? И что за дело будет до национальности в грядущем огне? «Какая польза в крови моей, внегда сходить мне во истление?» Но вообще, прости, Господи, мы очень вольно рассуждаем о Господе. Господь непостижим. В Нем постижимо только одно, то, что Он непостижим.
— Но что же тогда, если учение такое хорошее, мир во зле лежит? И почему Господь, зная о склонности человека ко греху, не лишил его такой склонности? Нет, надо брать дело спасения в свои руки. И Господь, думаю, нас одобрит. И вас, если поймете необходимость действия. — Он щелкнул пальцами. — Есть силы, есть средства. В наших возможностях много чего. Ваша помощь нужна, чтобы вы, ваши друзья внедряли в общество мысль о спасении России в новых обстоятельствах времени демократии. Чтобы полюбовно. Без насилия.
— Мысль, лишающую Россию Христа, в Россию не внедрить никогда. Россия, это понятно из ее пути, живет в вечности, а Христос — это и есть вечность. Идем к Нему. Для России религия не часть мировой культуры, а образ жизни по вере. Сто раз внедряли иное понимание России, все без толку. Смотрите, в России не получилось даже перевода времени Церкви на новый стиль. Большевики добивались. Патриарх Тихон ответил: «Перейти-то можем, но люди в церкви придут по старому стилю, то есть по Божескому».
— Но жизнь-то не стоит на месте.
— Не стоит. Но жизнь меняется, а Христос неизменен. Это и есть скала, на которой стоим. Пока же наши правители уверяют, что главное направление их деятельности — повышение материального благополучия народа, дело плохо.
— А какое же должно быть главное направление?
— Это азбука. Спасение души. Нравственность. Любовь друг к другу. То, что принес Христос. Когда мировая общественность вещает, что человек — это высшая ценность, сатана пляшет от счастья.
Он поднял брови, взялся за ус и выразил лицом недоумение:
— Разве не так? Кто же тогда во главе угла, если не человек?
— Как кто? Создатель человека.
— И обезъяны? — Он отпустил ус и усмехнулся. — Может быть, поужинаем?
— Если можно, я бы до дому.
— Что ж. — Мы встали…
Смешно и страшно
…и дальше говорили стоя.
— Он вам как представился? Николаем Ивановичем? Важничал?
— Откровенничал. Стращал.
— Так и я ничего не скрываю. Но скажу, что такие, как он, у меня повсюду расставлены, но и они, и даже и я — это все инструменты. Мы все — исполнители. — Мы пошли к лифту. — Что ж это Россия такая бесстрашная-то, а? — Мужчина коротко покосился. — И умирать русские не боятся, а?
— Смерти нет для русских.
— Для русских нет смерти? — Он спросил как будто себя самого.
— Вообще-то душа у всех бессмертна, — сказал я, — но мы особенно это знаем, больше всех перестрадали. Нас Господь любит. Кого любит, того наказывает. Россия — это любимый ребенок Господа. Он доверчив, увлекается иногда игрушками, но он чист душой. Он свободнее других в поступках. Когда он ощущает, что удалился от Бога, то в страхе бежит обратно к Нему, надеясь на прощение.
— Больше не побежит. — Он застегнул верхнюю пуговицу на рубашке. — Россия приговорена. Теперешнее правительство нам нужно для того, чтобы подчинить Россию мировому порядку, а это, которое мы здесь готовим, уже окончательно Россию уничтожит. Могли бы это сделать и теперешние, но оказались слабы, податливы на славу, на деньги, свое окружение создали из лизоблюдов, родни и знакомых. Так дела не делаются. Поправим. И с евреями разберемся. Были б загадочны, если б не были жадны. А так — процентщики.