Время грозы (СИ)

Однако, говорит, рядом-то рядом, да не укусишь. Локоть, говорит? Ну да, но это неважно. Вот тут-то и нужна игла — чтобы лист проткнуть и точку А с точкой Б соединить. Причем просто проткнуть мало. Надо края проколов с телом иглы как бы срастить. Игла-то должна быть как бы полая. В результате — вы следите за ходом моей мысли? — образуется нечто вроде тоннеля, соединяющего пункты отправки и назначения наикратчайшим образом. Ррраз — и путешественник на какой-нибудь Веге. Очень красивая звезда, кстати.

Так вот, говорит господин профессор, ты, Максим, как раз такая полая игла. Все люди, более того, все живые существа — иглы. Но сплошные. Толку от этого — ноль. А ты — полая. Система этих самых (не стану воспроизводить) кодов у тебя такая.

Ну, вернее, ты не сама игла, ты создаешь иглу. Короче говоря, отстаньте от меня, все равно аналогия ущербная, но вам ее достаточно.

Теперь непосредственно о твоем случае. Представь себе два листа. А лучше — пачку. Каждый лист в пачке — мир. Перейти из одного в другой нельзя, если ты не игла… то есть не можешь создать иглу… ну, вы поняли… полую…

У тебя, Максим, получилось. Заметьте, в данном случае ничего сворачивать не требуется…

Поняли? Всё, не мешайте работать!»

Максим пролистнул несколько страниц.

«Петербург, 10 марта 1988 года.

Пишу в спешке — упаковываемся. Жаль, почти год в Петербурге мало что дал. Теперь — в горы. Румянцев, правда, говорит, что продвинулся, но слишком все медленно. На Памире должно быстрее пойти. Что-то там с ультрафиолетом, что ли. И помех в огромном городе очень много.

Еще сулит нечто небывалое, но что именно — не раскрывает. Бубнит невнятно о магнитном поле и о Ньютоне. Я лично ничего не понимаю. Ладно, ему виднее.

Кстати, небывалое — это неплохо, а то кисну что-то. Торчу тут вроде по делу, а вроде и без дела, подопытным кроликом, не более того. Тоска берет… Кто я, откуда я, зачем я здесь? Прямо Васисуалий Лоханкин. Между прочим, они здесь никакого Лоханкина не знают. Бендера тоже не знают. Странно и опять же тоскливо, как будто не со мной все это. Напиться бы, так нельзя… «Двенадцать стульев», что ли, написать им? Не поймут…

Спасибо хоть, Наташа со мной. Только это и спасает. Без нее — давно бы уж в петлю.

Так что небывалое — это хорошо. Встряхнусь.

Вчера вечером беседовали о солипсизме. Под старый «Коктебель», естественно. Я предположил, что все со мной случившееся — не более чем продукт моего же воображения. Попробуй, Коля, говорю я, доказать обратное.

С Наташей мы эту тему как-то раз обсуждали, а с Румянцевым никогда. Наташа, помню, тогда расстроилась. Понятно — она в этом случае тоже продукт воображения. Ну, я же так, теоретически…