Но главным дивом этого места были сны Газнака; за пределами двора зияла бездонная пропасть, и в эту спящую бездну низвергался белый каскад мраморных лестниц: ниже они расходились террасами и балконами, украшенными прекрасными белыми статуями, и снова спускались широкими ступенями дальше, к нижним террасам, что терялись во тьме: там бродили темные размытые тени. То были сны Газнака, порождение его мыслей, они застывали в мерцающем мраморе и под игру музыкантов исчезали за краем пропасти. А тем временем в мыслях Газнака, убаюканных нездешней музыкой, рождались шпили и башни, прекрасные и хрупкие, неизменно устремленные ввысь. Мраморные сны медленно колыхались в лад музыке. А когда зазвонили колокола и музыканты заиграли погребальную песнь, повсюду на шпилях и башнях вдруг заухмылялись безобразные горгульи, и гигантские тени стремительно метнулись вниз по ступеням и террасам, и в бездне послышался сбивчивый шепот.
Едва Леотрик миновал черную дверь, Газнак открыл глаза. Он не взглянул ни направо, ни налево, но в следующее мгновение был уже на ногах, не сводя с недруга глаз.
Тогда маги заиграли на своих инструментах заклинание смерти, и лезвие Сакнота негромко загудело, отражая чары. Завидев, что Леотрик не рухнул наземь, и заслышав гуд Сакнота, маги вскочили и обратились в бегство, по пути оглашая тьму скорбным перебором струн.
И вот Газнак со скрежетом извлек из ножен меч, самый могучий в мире (если не считать Сакнота), и медленно зашагал к Леотрику; он улыбался, хотя собственные сны уже предсказали чародею его участь. Когда же сошлись Леотрик и Газнак, они поглядели друг на друга, и ни один не проронил ни слова; но в следующее мгновение меч ударил о меч, и клинки узнали друг друга и не остались в неведении касательно того, откуда враждебный меч взялся. И когда бы меч Газнака ни сталкивался с лезвием Сакнота, он, сверкая, отскакивал, словно град с покатых крыш, но когда удар приходился на броню Леотрика, латы крошились слой за слоем. А на доспехи Газнака Сакнот обрушивал один яростный удар за другим, но неизменно возвращался вспять, так и не оставив на металле следа, к вящей своей досаде; и, сражаясь, Газнак держал левую руку у самой головы. И вот Леотрик нанес меткий и могучий удар прямо в шею врага, но Газнак, схватив собственную голову за волосы, поднял ее как можно выше, и Сакнот встретил на пути только воздух. В следующее мгновение Газнак вернул голову на место, причем все это время маг орудовал мечом весьма проворно; снова и снова замахивался Леотрик Сакнотом, целя в шею врага под бахромой бороды, но всякий раз левая рука Газнака опережала удар клинка, и голова поднималась вверх, и меч проносился под ней, не причиняя вреда.
Гром битвы не утихал, и изрубленная броня Леотрика уже лежала на полу повсюду вокруг, и мрамор был запятнан кровью юноши, а иссеченный меч Газнака столько раз столкнулся с Сакнотом, что теперь зазубринами напоминал пилу. И все-таки Газнак улыбался: лезвие так и не коснулось его тела.
И вот Леотрик снова нацелился мечом в горло Газнака, и снова Газнак приподнял голову за волосы, но не в шею попал Сакнот, потому что юноша ударил в поднятую руку, и Сакнот со свистом рассек запястье: так серп срезает стебель одинокого цветка.
Истекая кровью, отрубленная рука упала на пол; и в то же самое мгновение кровь хлынула по плечам Газнака и закапала с упавшей головы, и высокие шпили низверглись на землю, и просторные светлые террасы развеялись в пыль, и внутренний двор растаял, словно роса, и налетел ветер, сметая колоннады, и обрушились величественные чертоги Газнака. И сомкнулись пропасти, словно уста человека, который поведал свою повесть и вовеки не произнесет более ни слова.
Леотрик огляделся: он стоял в болотах, ночной туман рассеивался, и взгляд не различал ни крепости и ни следа дракона либо смертного, только у ног его лежал мертвый старик, иссохший и злобный, а рука его и голова были отделены от тела.
А через бескрайние пустоши уже шествовал рассвет, и с каждой минутой росла красота его: так раскаты органа, на котором играет подлинный мастер, становятся громче и мелодичнее по мере того, как воспламеняется душа музыканта, и наконец благодарственные звуки достигают своего апогея.
И вот запели птицы, и Леотрик отправился домой, и выбрался из болот, и пришел к темному лесу, и восходящее солнце озаряло его путь. Еще до полудня добрался юноша до селения Аллатурион и принес с собой злобную иссохшую голову, и возликовали люди, ибо закончились для них тревожные ночи.
Такова история о сокрушении Крепости, Несокрушимой Иначе Как Для Сакнота и о том, как исчезла она: так полагают и так повествуют любители загадочной старины.
А иные говорят и тщетно стараются доказать, что в Аллатурион пришла лихорадка, а потом минула; и, одержим недугом, Леотрик отправился ночью в болота, и видел кошмары, и в бреду неистовствовал, размахивая мечом.
А третьи уверяют, что не было на свете селения под названием Аллатурион и Леотрика тоже не было.