Вернёмся к расовым и национальным вопросам, решение которых зависит от места проживания. Сергей К. был женат на моей землячке, Саше, в которой явно проглядывали монголоидные черты её предков. Была она конопатой, весёлой и симпатичной девушкой. Но русской она могла быть в родном Забайкалье, а в полу-украинском селе Сашу считали моей родной сестрой, буряткой, каковой, наверное, и была её далёкая прародительница. На известном нам расстоянии, километров на триста во все стороны, не было ни одного нерусского человека. И ни одного враждебного взгляда на этом пространстве мы не заметили, кроме обыкновенного любопытства, присущего всем людям. Владимир Ильич Ленин, как всегда, прав: по части русскости пересаливают нерусские люди, на определённом этапе истории оказавшиеся русскими. Ведь «русский» – не только национальность, но и определение, приложение, причастие, прилагательное.
В общем, я стал учителем русского языка и литературы, попутно ещё каких-то предметов, ибо в сельской школе никогда не хватает учителей.
Далее выяснилось, что более половины «сельской интеллигенции» и колхозного начальства учится на заочных отделениях в разных учебных заведениях. Можно было брать заказы и зарабатывать. Темы были разные, культура, образование, мелиорация, но превалировало сельское хозяйство.
Я выпросил в сельском Совете старую печатную машинку, без которой жизнь представлялась бессмысленной. Дело в том, что в армии меня обучили слепому буквопечатанию. По этой причине у меня развита мышечная память до такой степени, что ночью, на ощупь, могу положить пальцы на клавиатуру и начать печатать. Это огромное достижение для умственной работы. К тому же система букв дисциплинирует и обязывает мыслить направленно.
Проверяя по ночам ученические тетради, просиживая над курсовыми и рефератами заказчиков, описывая свои представления и перерабатывая тексты, я думал, что такие работы надо не только писать, но и выпускать их в периодике и книгах. Это должно понравиться заказчику!
И вот однажды…
От ректификата до гарта
– Виктор Иванович, от тебя водкой пахнет. Нехорошо! – говорил я учителю истории, труда и рисования в одном лице Виктору Ивановичу Саяпину. Он стоял у школьного токарного станка в чёрном халате-спецовке и как-то вызывающе держал за спиной руки. Действительно, пахло спиртом, а ещё в прохладном воздухе мастерской – деревом, металлом, лаками.
– На, попробуй, не будет пахнуть, – сказал Саяпин и немедленно протянул левой рукой банку, которую и держал за спиной. – Ректификат! – многозначительно выдохнул он, поднимая и тряся указательным пальцем правой руки куда-то в потолок.
Саяпин оказался прав: я попробовал и пахнуть от него перестало.
– Статья твоя обо мне вышла в газете. Гонорар опять получишь, – уже спокойнее сказал Виктор Иванович, нарезая на фанере горбушу и хлеб. – Все говорят, что тебе надо было в журналисты подаваться, а не в народные учителя… А вот и Сергей Николаевич! Проходи, Сережа…
Ректификат и решил мою судьбу: в оживленном разговоре выяснилось, что я оставил не только институт, но и партийный билет вместе с партийной организацией. Индифферентное отношение к партии не поощрялось органами государственной безопасности. Поскольку в армии я был начальником аппаратной ЗАС (засекречивающей аппаратуры связи) и имел подписку о неразглашении, то меня «удостоили» кандидатом в члены КПСС. А в институте на какое-то замечание о моральном облике принародно вручил партийный билет секретарю организации, объявив, что я никогда не смогу оправдать столь высоких надежд на мои способности, несмотря на уважение к лысому дедушке, преобразившему человечество.
– Ребята, но не смогу я овладеть всеми знаниями, которые выработало человечество, хоть и стараюсь! – совершенно серьёзно сказал я друзьям, стекленея после третьего ректификата и как-то отрешённо думая о выражении «Чист как стёклышко».
– В общем, тебе пора валить отсюда. Скоро придёт запрос на тебя. Пока каникулы, можно оформить документы и слинять потихонечку. Смелый ты парень, – резюмировал Саяпин, – но помни, государство и общество всегда держат на прицеле тех, кто отличается от всех. Мушку чувствуешь?
Мушку эту я чувствовал всегда, чуть ли не с рождения. И когда второклассником принёс учительнице новогодний рассказ, а она начала смеяться, и когда в четвёртом классе сказал, что татаро-монголы, изображенные на картинках, очень похожи на моих родственников, и когда видел отношения колхозного начальства, и когда спросил о военном бюджете СССР в институте, а преподаватель замешкался.
Чувство, что я на прицеле преследовало меня всю жизнь.
Через неделю после этого разговора я был уже дома. А ещё через две недели работал корректором в районной газете, которую через месяц стал заполнять своими материалами почти наполовину, за год став поэтапно – журналистом, заведующим отделом, ответственным секретарём.