Время и комната

Владимир (к Элизабет). Останься здесь. Она тебя не слышит.

Элизабет отворачивается, закрывает уши ладонями.

Нелли (говорит беззвучно, отчетливо шевеля губами). Она знает, чего хочет этим добиться.

Владимир (громко). Что ты говоришь?

Элизабет (тихо, про себя). Твою Нелли я видела босиком. Она выглядит так неприлично.

Нелли (тихо). Она знает, чего хочет этим добиться.

Владимир (прислушивается у правого уха Элизабет). Нет-нет. У нее шумит в ушах. Кратковременное нарушение слуха. Можешь говорить все, что хочешь.

Нелли. Я буду говорить без обиняков. Вы прямо как два голубка.

Владимир (протягивает ей страницы). Можешь прочесть, что я ей ответил.

Нелли берет страницы, читает. По галерее быстро входит Вера.

Вера. Заказное письмо для вас, сударыня. (Подает Элизабет письмо.) Дать курьеру на чай?

Элизабет достает монету из ридикюля, висящего у нее на правом запястье и вручает Вере. Та смеется и поспешно уходит.

Нелли. Дунь ей как следует в ухо. Вы же сидите так близко.

Владимир напуган откликом Элизабет на Верин вопрос о чаевых. Он не хочет, чтобы Элизабет услышала замечание Нелли, и кричит Вере вдогонку, прежде чем Нелли успевает договорить.

Владимир. Вера! Вы вчера накачивали кактусы воздушным насосом?

Вера (из галереи; громко смеясь). Конечно, господин Владимир. А ирис я побрызгала коричневым лаком. Я ведь знаю ваш изысканный, противоестественный вкус.

Нелли смеется. Элизабет неожиданно поворачивается к Нелли.

Элизабет. Якоб прислал мне письмо.

Как только Элизабет бросает взгляд на Нелли, та сразу же выпускает из рук страницы. Элизабет читает письмо. Владимир заглядывает ей через плечо, читает с ней вместе.

Он приедет завтра к обеду. Счастливый будет день. К письму он приложил этот миленький флакончик с нюхательной солью. (Протягивает флакончик Нелли.)

Нелли (берет в руки серебряный флакончик). В самом деле, прелестный флакончик с духами.

Элизабет. Нет, Нелли. Это не духи. В нем яд. На тот случай — так пишет наш отец, — «если тебя мучают смертельные сомнения, от которых можно спастись только самоубийством и которые зачастую внезапно одолевают даже бесстрашного преступника».

Нелли цепенеет, роняет флакончик. Поднимает его и подает Элизабет. Вместо Элизабет флакончик берет Владимир. Отвинчивает крышку, нюхает. Оживляется.

Владимир. Мне вспоминается один русский офицер, помешанный на запахах. Его маленький нос был поражен загадочным обонятельным бешенством. Что бы он ни понюхал — всё это сплошь были запахи его счастливой юности. Запахов, окружавших его в данную минуту, он вообще не воспринимал. Так, долгие годы он пользовался изысканным одеколоном, который — из-за каких-то повреждений — успел превратиться в вонючую жижу. Каждое утро этот офицер брал в руку милый сердцу флакончик и вдыхал драгоценный аромат воспоминания. А на самом деле смачивал лоб и затылок испорченной смрадной эссенцией. В один прекрасный день он упал и умер. Вообразил, что задохнулся от газа. И перед тем, как утратить все ощущения, он понял, что с ним случилось. Я вдруг вскочил…

Владимир вскакивает, Элизабет падает с его колен.

…и мне стало ясно: все кончено. Что-то во мне корчится, дрожь, нервная судорога, последняя мысль настигает меня: газ течет из дырявой трубы; но поскольку мои вкусовые и обонятельные ощущения совершенно притупились от выпитого накануне вечером виски, я не чувствую запаха газа, не чую ничего. Но теперь уже слишком поздно.

Владимир падает в кресло, бьется в судороге, сникает. Неподвижно обмякает в кресле. Нелли подбегает к Элизабет, которая сидит на полу, хватает ее обеими руками и яростно трясет. Элизабет безропотно терпит.